Вечера в древности

— Ты мертв, — сказал он, — и первым потрясением для тебя явится стремление с удовольствием воспринимать то, что раньше вызывало твое презрение. Я выжил лишь потому, что, переплывая Дуат, полностью превозмог чувство омерзения. — Теперь он выглядел таким кротким, что сквозь мое сладкое возбуждение проникла неожиданная нежность к Мененхетету — первая, которую я ощутил за все это время. Она принесла отдохновение. Мне нужен был кто-то, кто нравился бы мне, кроме меня самого! Но, словно моему прадеду не было нужды в моих добрых чувствах, он без предупреждения вернулся к описанию попытки Сета мужеложествовать с Хором.

— Удалось ли Ему это? — спросил Мененхетет. И ответил: — Не в тот раз и не там. Надо помнить, что у Хора еще был засохший большой палец Сета, который Исида привязала в жестких волосах на Его голове. Теперь, когда Его голова была внизу, а шишка Сета ерзала у Его заднего входа, Он знал, что если Ему не удастся вырваться, то Страну Мертвых просто вырежут из Его внутренностей. Поэтому Он протянул руку, вырвал клок волос, чтобы высвободить палец Сета, и взмахнул им в воздухе. У Сета пропал запал. Внезапно Его член стал таким же маленьким, как и Его отрубленный палец, и Хор в приступе (наконец-то!) божественной ярости оттого, что чуть было с Ним не произошло, схватил мошонку Сета с такой силой, что покой небес был нарушен навеки. Внезапный шум налетевшего ветра был так же силен, как и ярость, с которой Сет нанес ответный удар по бровям Хора, и лицо юноши тут же оказалось изуродовано, а Его глаза почти полностью вылезли наружу. Он стал похож на бегемота.

С этого момента Они вступили в сражение нового вида. Хотя превращения — обычное дело в Божественных битвах и все Боги стремятся быть искусными в Своем выборе, Они также должны быть готовы принять форму любого животного, которое Они, по своей воле или в силу обстоятельств, стали напоминать. Итак, когда Сет наполовину вырвал глаза Хора из Его глазниц и сделал Его похожим на бегемота, Хор был вынужден обернуться этой малознакомой Ему тварью.

Теперь Они стали биться в трясине — бегемот с бегемотом, с хрюканьем, пусканием слюней и отвратительным рычанием. Их конечности были столь короткими, что, когда кто-либо из Них захватывал в пасть ногу другого, зрелище становилось столь же неприглядным, как вид свиней, кормящих поросят в корыте.

И все же судьи не испытывали отвращения. Так и предполагалось — эта часть сражения должна была состоять из возни на болотах, ее цель была разрядить напряженность, скопившуюся в воздухе, осушить топи и промыть нильскую грязь. Если бы Они продолжали, это стало бы великим очищением, но Сет остановился. Слизь, покрывавшая Их тела, стала возбуждать Его. Его злоба гасла слишком быстро. Сет полагал, что Хор, будучи моложе, начнет терять терпение из-за того, что слизь мешает Ему при непосредственном соприкосновении, однако среди болотных испарений Хор лишь мрачнел от этой близости. Он хотел вонзить в Сета Свои зубы — без этого скольжения торсов, — Он упорно стремился к тому сияющему моменту, когда ярость усилий позволит отведать крови противника. Его нижние зубы вытянулись. Его ноздри сошлись вместе. Его шкура ощетинилась, противясь такому скользкому единоборству. Его нижние зубы уподобились бивням. Он превратился в дикого кабана.

Боги, наблюдавшие за битвой, наградили Его криками одобрения. Он осмелился избрать облик животного, больше всех похожего на Сета, выбор превращения был сделан блестяще, до того как к нему решил прибегнуть наконец сам Сет. Едва ли Хор мог бы поступить лучше. Был ли в Его жизни другой такой час, когда бы Он так походил на дикого кабана? Преследуя друг друга, Они с Сетом выскочили из болота и забегали по полю взад и вперед, врезаясь один другому в бока, яростно кусаясь, хрюкая и визжа, нанося друг другу раны, покуда всякий раз при грохоте Их столкновения кровь не стала бить ключом.

К удивлению большинства присутствующих, преимущество стало переходить к Хору. Бог, как и человек, никогда так не силен, как в час, когда Он сознает Свою храбрость. С Хора был снят гнет — Он больше не боялся сражения. Какое воодушевление охватило Его! Боль даже усиливала это пьянящее ощущение. Каждый раз, когда зубы Сета рвали Его шкуру, Он рычал в новом приливе ярости. Его разодранные глаза втянулись обратно в маленькие глазницы кабана и горели оттуда, как два драгоценных камня. Его разбитый нос походил на красный кровоточащий рот, а зубы, прорвавшие десны, блестели полукружьем шипов. Сет побежал. Под улюлюканье зрителей Он отступил на достаточное расстояние, чтобы выиграть время для последнего превращения. На поле Он вернулся уже в облике черного медведя. Такой выбор было трудно понять, поскольку Хор был наделен большим сходством с этим животным, однако раны Сета причиняли Ему такую боль, что Ему пришлось искать более надежное укрытие, и Он укутал Себя в мясо, складки шкуры и почти непроницаемую тушу медведя. В таком обличье Он стал обороняться.