Вечера в древности

Сразу же по возвращении Сет поднес голову Своей сестры Ее статуе. Исида не поверила в искренность Его подарка. Лишенная голоса и заточенная в камне, Она тем не менее чувствовала, что голова осквернена. У Тота, исполнявшего обязанности Ее врача, пока другие Боги отсутствовали, разыскивая Хора, эта голова также вызывала сомнения. Тот, с Его тонкими руками и лицом павиана, видимо, был наименее мужественным из всех Богов — Он был женат на Маат! — однако Он также был Главой Писцов и Повелителем Слов. Разумеется, именно Он должен был знать, как разговаривать со статуей. Оставаясь наедине с Исидой в течение многих часов, Он стал нежно гладить поверхность кремня. И Исида начала говорить с Ним. Для таких дел у Тота были самые замечательные уши. Положив на камень палец, Он знал, как получить ответ. (Дело было в особенностях тишины. Однако скольким даны такие уши, что могут отличать одну тишину от другой?).

У статуи Исиды не было глаз, чтобы плакать, слезы могли течь только из Ее груди. Иными словами, каждый сосок был влажным. На них и возлагал Свои руки Тот. Во время этих бдений Он хорошо изучил Ее формы, и, хотя Он ничего не знал о том, какая у Исиды шелковистая кожа (когда-то она была более гладкой, чем патина на мраморе), пальцы Тота с удовольствием касались грубой поверхности кремня. Подобно многим писцам и после Него, Тот не совсем удобно чувствовал Себя, касаясь изгибов женского тела. Раздражение сильнее возбуждало Его сознание. Всякий раз, когда зажигали благовония, Его легкие стремились вдохнуть самый резкий дым — небольшой урон плоти улучшал Его способность думать. Вот почему то в одном, то в другом месте на Его пальцах, там, где они дольше всего терлись о камень, появились волдыри.

Обнимая Ее, Тот часто прислонялся лбом к Ее бедру. Он раздумывал о том, что хотел спросить, и пытался составить вопрос так, чтобы Его сознание было настолько чистым, что мысль смогла бы проникнуть сквозь безгласные поры кремня. Тогда, рано или поздно, Исида отвечала. Однако не посредством слов. Вместо этого в Его сознании появлялись картины — вначале затуманенные, но иногда этот туман рассеивался, и Тот видел Ее ответ в безошибочно ясном образе.

Теперь, когда Он спросил, желает ли Она, чтобы голова была возвращена Ее телу, кремень не показал Его сознанию ничего, кроме грязной реки, вода которой была слишком мутной, чтобы Тот смог что-либо рассмотреть, покуда перед Ним не предстало весьма неприглядное зрелище задницы Сета в момент испражнения. Кремний высказал свое мнение относительно головы.

Подобная горячность смутила Тота. Однако Он попытался успокоить течение Своих мыслей. Он предложил: если Она, возможно, больше не желает иметь Свое собственное лицо, может быть, Она удовольствуется головой какой-нибудь птицы, животного, насекомого или цветка?

Ему пришлось ждать Ее ответа, но наконец Он получил одобрение на воображаемую прогулку по тропе в зарослях кустарника. Тот, слишком много времени проводивший сидя на одном месте, не привык к дальним пешим походам и теперь с изумлением наблюдал, как перед Его закрытыми глазами проносились странные животные и птицы. Он никогда не видал таких зеленых лугов и таких крутых гор. В поле Его зрения вползали огромные насекомые, Он видел, как под ветром волнуются стебли папируса. Потом Он увидел рога газели, затем кобру. Но вот появилось пасущееся стадо коров, и, по мере того как Он к ним приближался, перед Его глазами осталась только одна корова. Он перестал видеть что-либо, кроме коровьей головы, и эта голова была прекрасной и мягкой, а затем Тот впервые услыхал звук, исходящий из камня. Звук пережевываемой жвачки, полный благоухания травы, и, когда Он открыл глаза, кремень уже обращался плотью и перед Ним предстала Исида во всей красоте Своего тела, помолодевшая на много лет после Своего заключения в каменной темнице. Она уже не была безглавой, а имела красивую коровью голову с короткими и удобными рожками. И новое имя Исиды было Хатхор.

Тот не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к Ней. Хотя за Ним и не водился грех сладострастия — подобным сухому перу Маат был Его маленький зуд, — теперь же Он обезумел, как кошка во время течки. И Хатхор в награду за Его долгие труды позволила Ему потереться о Свое тело. Однако прикосновение к настоящей плоти немедленно прорвало Его дамбы, и Он забрызгал семенем весь Ее бок. Она была добра и отерла Ему лицо, предложив поцелуй тяжелого, свисающего языка, а затем отправилась на поиски Своего Сына.

Розыски оказались недолгими. Эхо от воплей Хора разносилось по всей пустыне. Ослепший, смятенный, с кровоточащим сердцем, лежал Он у источника в роще и стонал голосом, который Ему Самому казался тихим, однако он был полон такого неподдельного страдания, что Его мать услышала его издалека, за многими холмами. А когда Она наконец добралась до того места, где лежало Его незрячее тело, Ее охватила такая жалость, точно Ее кровь прошла через Его горе.