Когда семья Савельевых переехала сюда, в центр города, расселив шестикомнатную коммуналку, Галя уже целый месяц была первокурсницей. Единственным соседом по этажу оказался Иванцов, наследный профессор, как он отрекомендовался при знакомстве. Его холостяцкая квартира была чуть поменьше, но забита витиевато вручную выструганным старьем, доступным прежним поколениям научной элиты, — старьем, наверняка претендующим на право считаться антиквариатом. Даже избалованным итальянской роскошью Савельевым обстановка профессорского дома казалась стильной и солидной.
Последний из рода Иванцовых родился самым талантливым, но волею государственных судеб оказался самым малообеспеченным профессором. «Я — жадно сожранные сливки общества», — говаривал он. Во всем, кроме зарплаты, Иванцов был на высоте — блестящий ученый, лектор, собеседник и любовник, что, впрочем, выяснилось немного позже.
Иванцов, обладавший отменной памятью на все, включая лица, быстро начал узнавать соседскую девочку в институтских коридорах. И когда отец Гали, фатально преуспевающий бизнесмен, поинтересовался у него успехами дочери, Иванцов пригласил заботливого папашу к себе, угостил коньяком средней паршивости и заверил в незаурядных умственных способностях девушки.
Савельев был обескуражен. Он прекрасно знал, что Галя попадет к Иванцову года через полтора.
— Разве вы им что-нибудь читаете? — проявил ставшее уже профессиональным недоверие баловень отечественной коммерции.
— Буду через семестр, — небрежно проинформировал Иванцов. — Но образцовые студенты нынче наперечет, за их развитием следит весь преподавательский состав. А мыслящие студентки вообще уникальны.
Прозвучало неплохо. Гордый отец вернулся домой, объявил жене, что Иванцов — чудный мужик, и пересказал адресованные Гале похвалы.
— Она — богатая невеста, — вздохнула жена, всего год назад сменившая должность младшего научного сотрудника на более пыльную — домохозяйки. — Были ли у Галки шансы понравиться господину профессору, когда ты инженерил… А теперь еще свататься вздумает.
Жена умудрилась внушить Савельеву, что она — талисман, приманивающий к нему удачу; и была единственным человеком, способным не изменить, нет, таковых на свете не существовало, но поколебать его безапелляционность. Ему всегда хотелось самую малость своего драгоценного мнения ей уступить, чтобы доказать: он ее, умницу, ценит.
— И мне чудилось, будто нашей малышке его комплименты великоваты, — хмыкнул Савельев и немедленно отметил про себя, что жена вновь поставила его на разочаровывающе жесткую, но зато надежную твердь реальности.
На беду откровенничающих родителей, Галя слышала их диалог. Да, она была избалована, заносчива и самоуверенна. Сомневаясь в ее дарованиях, они обижали ее сильнее, чем отказывая в обновах. Но прежде всего она была очень молода. Как бы ни насмехался отец над изменившимся материальным и общественным положением ученых-преподавателей, в головушке Гали не укладывалось кое-что ровненько и гладенько. Например, можно ли не уважать, не бояться человека, об экзаменационных зверствах которого ходят легенды? Судя по слухам, за не сданный Иванцову экзамен народу из института отчислили больше, чем за аморалку. И почему бы маме не смириться с тем, что ее дочь, Галина Аркадьевна Савельева, пленила грозного и импозантного профессора, Семена Ивановича Иванцова, умом и красотой, а не папиными деньгами. В общем, когда Иванцов действительно начал осторожно-осторожно ухаживать за Галей, та «пошла на сближение» охотно и радостно.
С тех пор минуло полтора года, но Галя еще не разочаровалась в Иванцове. Правда, недавно ей захотелось покорить и Игоря Малеева: она чувствовала себя достаточно подготовленной к новому приключению. Однако профессор вчера психовал слишком активно, а это всегда чревато скандалами. Пусть угомонится, ревнивец. И Галя, дабы выбраться поскорей из пучины профессорских страстей, показала ему пачку моментальных снимков и поехидничала слегка по поводу каждого на них запечатленного. Она не стала расстраивать Иванцова признанием в том, что явно перестаралась со спиртным, сочла поражением собственной гордости сведения о раннем уходе Игоря и решила не затягивать разговора описанием вида Эльзы после прогулки с Кэри.
— А кто так орал на площадке? — не удержался Иванцов.
Галя подумала: «Своих не закладываю, хотя половина этих завистливых сволочей не отказала бы себе в удовольствии меня подставить».
— Знаешь, хоть разок из квартиры выбрались все — подышать воздухом, купить спиртного и сигарет. А ты все-таки норовишь превратить милую болтовню в допрос?
— Ох, прости, солнышко, — быстро отступил Иванцов.
Ему действительно было пора в институт. Галя, посопротивлявшись из вредности, поцеловала требовательные, казалось, все еще сердитые губы профессора и с облегчением осталась дома одна.