Вечеринка с продолжением

Вторая, похоже, все утро мечтала о чем-то личном, но самонадеянно делала вид, будто не отрывала взгляда от покупателей, ни на секунду не опускала навостренных ушей, и вообще страж она опытный. Могла ли она предположить, что за тонкой тканевой занавеской душат девушку. Только окажись на месте Измайлова менее толковый психолог, пошел бы на поводу ее бойкого говорка и, чего доброго, проигнорировал путаную, несвязную речь дальше всех располагавшейся от примерочной женщины. А ведь именно она, мучительно напрягаясь, соучаствовала в расследовании. Да еще кассирша, которая, правда, реагировала на достоинства купюр, поданных дамой: очень мелкие или очень крупные были поводом к тому, чтобы взглянуть на их подательницу. Так вот, пытаясь телепатически укорить мадам, расплачивающуюся пачками двухсоток, которые замучаешься пересчитывать, она и заметила высокую тоненькую блондинку, входящую в отдел. Девчонка пребывала в отличном настроении, в этаком куражном состоянии, когда сама себе нравишься, а мужикам и подавно. Дальше? А дальше кассирша принялась за отвратительную бумажную мелочь стервы, осмеливающейся ее торопить. Испуганная заплаканная толстушка тоже запомнила несчастную. Создалось впечатление, что одно платье она присмотрела заранее, потому что сразу подошла к нему и взяла в руки. А вот второе и третье минут десять выбирала. Нет, раздражения ее возня не вызывала, видно же, что девица платежеспособна. Потом она заняла последнюю в ряду кабинку. Продавщица было направилась туда, но девушка повесила платья на верхнюю внешнюю перекладину, как положено. Все? Все. Через некоторое время завизжала покупательница, наступившая на ее вытянутую, оказавшуюся на полу торгового зала руку. Продавщица морщила лоб, смешно сопела, экала, мекала, но добавить ничего не смогла.

Последнее, чего добился от женщин удрученный полковник, было клятвенное заверение, что в отдел с самого открытия постоянно входили абсолютно неподозрительные мужчины и женщины. Покупали мало, да, зато от зевак и «экскурсантов» отбою не было.

— Стоп, мужчин в таком месте много не бывает…

— Стаями они тут рыщут, — ошарашили полковника продавщицы. — Вы на цены посмотрите. Такие деньги в женском кошельке редко водятся.

«Отстал ты от жизни, Измайлов», — упрекнул он себя и добросовестно обследовал ценник. Не занимайся он поисками и поимкой убийц, написанное на картонке, прикрепленной к полуметру прозрачного, на марлю похожего материала, стало бы самым сильным его впечатлением за последние десять лет.

Вот такими свидетельскими показаниями располагал полковник. Но то, что он научился не претендовать на большее, было его силой.

К вечеру личность задушенной девушки установить не удалось. Сергей Балков ничего существенного не узнал. Борис Юрьев не появился. Он поднял Измайлова с кровати в четыре утра:

— Виктор Николаевич, я уже тружусь. Изуродованные пытками трупы парня и девушки. Обоим перерезали горло. Что-то искали, все вверх дном. Он снимал квартиру вместе с приятелем. Бедный кутила вернулся в час ночи и увидел… До сих пор в истерике. Алиби есть и, похоже, подтвердится.

— Я приеду, — прохрипел полковник.

И вдруг, повинуясь приказу то ли еще не усвоившего зловещую информацию, то ли защищающегося от нее мозга, спросил:

— Забор поставил, Боря?

— Местные наши помогли, — несколько отрешенно отчитался Борис. — Разыскали меня с вашим вызовом, вникли в обстановку. Раз, говорят, такое дело, навалимся скопом.

— Есть еще люди на свете, — заключил полковник и как-то жалобно вздохнул.

Да, зрелище было мерзким. В таких ситуациях даже жалеть умерших насильственной смертью начинают не сразу. Сначала возникает упорное желание, чтобы то, что недавно было людьми, убрали с глаз долой или хоть прикрыли чем-нибудь.

Полковник Измайлов сострадал скрючившемуся в кресле мальчику, у которого желудок давно был пуст, но каждый взгляд, брошенный на убитых, вызывал новые позывы ко рвоте. Ему уже советовали уйти на кухню, не смотреть. Однако, как человек норовит трогать языком именно больной зуб, так вчера еще ничего не знавший о смерти, а значит, и о жизни, юноша норовил скосить глаза в сторону последней немой сцены по-настоящему сыгранной здесь трагедии.

Полковник Измайлов и лейтенант Юрьев перебирали пачку полароидных снимков. Измайлов выбрал один из середины.

— Фамилии, имена, отчества, адреса и род: занятий попавших в кадр. И где они гостили.

— Почему этот? — быстро спросил Борис.

Он не стеснялся учиться, что Измайлову нравилось.

— Вчерашний. Одежда, — бросил полковник и прекратил аудиенцию в закутке прихожей. — Я поехал в отдел думать.

Борис Юрьев провел здесь массу времени. И снимки, честно говоря, видел. Но нужный пропустил, изволил сосредоточиться на последних. Полковник заглянул на пять минут. И на фотографии опознал валяющееся в углу ванной в общей куче дневное облачение ребят. Соображай, Борис, соображай, горе-сыщик. Были в компании вместе, вернулись, разделись, занялись любовью. Но были-то прошлой ночью.