Лучше о безротых душегубах, чем о замужестве.
– Они похищают людей и существ, чтобы поглощать их эмоции, а заодно и силы. Помнишь, я снял с тебя их амулет? Это магия подчинения. Им не нужна обычная пища, сирты питаются чужими переживаниями. Их главное удовольствие – смаковать чью-то страсть, ревность, предательство. Есть любители ненависти и смерти. Встречаются поклонники дружбы и детской радости. Но самый ценный деликатес – истинная любовь, а ты благоухаешь ею на несколько миров.
– Почему вы называете любовь истинной? Разве она бывает другой?
Он подарил мне такой взгляд!.. Мурашки по спине пробежали.
Нужно быть осторожнее с вопросами.
– Что значит «на несколько миров»?
– Сирты обитают в более магическом и менее материальном мире, чем наш. Они утащили тебя туда в качестве лакомства для гурманов. К сожалению, они не умеют обращаться с людьми, их мир слишком далёк от вас, он заказан людям. И они непомерно жадны до чужих переживаний. Ты бы никогда оттуда не вернулась.
– Скажи, там, на обрыве…
– Продавцы эмоций решили оправдать твоим самоубийством обманутые надежды покупателей. Ведь те не получили обещанного. Ты почувствовала обман, отказалась любить фантом вместо живого человека. И к тому же твоё сознание не могло воспроизвести то, чего не было. Они надеялись на страсть, а был только поцелуй. Как твой человек зажёг тебя истинной любовью? Скажи, ради одного поцелуя ты бросила свой мир? Семью, друзей, привычную жизнь?
– Нет. Он не раз спасал меня, понимал, как никто. Я могла слушать его часами и говорить с ним обо всём. Мне больше никого не нужно. Он – один для меня.
– Почему ты думаешь, что нет никого лучше?
– Уверена, что есть. Но пусть их возьмут другие. Мне хватит его.
Он ушёл за полночь. Обжёг мои пальцы огненными губами и ушёл.
Я боялась ложиться спать. Я не знала, чего ждать: сиртов, драконов? А ещё? Воображение капитулировало.
Назавтра Вэллард пришёл к вечеру. Весь день я валялась в постели, ела и читала. Как в камере Виктора. Но выбор книг здесь был побогаче. Таким манером я достигну полной гиподинамии. Или нирваны.
Меня опять расчёсывали, купали, делали мне массаж. Удовольствие от спа-процедур портила мысль, вечно преследующая людей, отравленных честным трудом: «За всё придётся платить».
– Ты хорошеешь с каждым днем, – сказал он, усаживаясь в кресло.
У него был необыкновенный взгляд. И даже не потому, что змеиный и светящийся во тьме. Если принять за истину, что человек, неотрывно глядя на вас, отдаёт вам сто процентов своего внимания, то от дракона исходили все двести. Клянусь, в эти минуты для него никого и ничего не существовало, кроме меня. Он и я. В целой вселенной.
А ты можешь так, чудовище?
– Пора тебе погулять. – Он протянул руку, крепкую и горячую, как нагретый солнцем камень.
Я доверчиво вложила пальцы в его ладонь, и мы упали со скалы.
Мы падали недолго, и мне почти не было страшно, потому что и для меня ничего не существовало, кроме его гипнотического взгляда. А потом я оказалась на широкой бронзовой спине меж двумя костяными шипами. Громадные крылья гнали сгущающийся в сумерках воздух, горы с безмолвным восхищением наблюдали за нами.
Он спустился ниже, замелькали селения с тонкими дымами очагов, расчерченные на лоскуты поля, блестящие нитки рек и осколки озёр. Люди задирали головы, а потом кланялись, но не шарахались и не разбегались в страхе. Дети бежали за нами гурьбой, радостно крича.
Дракон плавно развернулся, мы полетели назад.
Он сел на широкое каменное плато, подсвеченное закатом и светом факелов. Рыжеволосый юноша с улыбкой подал мне руку. В следующее мгновение Вэллард стоял рядом с нами.
– Мой сын Дарг.
Юноша поклонился. У него были озорные изумрудные глаза.
От величественного входа в замок, выстроенный на скале, шли другие юноши и мужчины. Все они были высокими, стройными, как на подбор.
– Элорд, Галрис, Сигрид, Рунд… Дом Вэлларда.
Драконьи глаза всевозможных оттенков смотрели с дружелюбным интересом, а у совсем юных – с весёлым любопытством. Я влюбилась в них во всех, я жаждала обнять их, ласкать их дивные длинные волосы, гладить их прекрасные лица, прижать к себе, будто они были моими сыновьями и братьями. Эта любовь была опьяняющей, она заставляла забыть все горести, все печали. Они просто исчезли. Я желала посвятить себя их жизни, их радости, их благополучию, и знала: они готовы совершить то же для меня. Я мечтала всегда видеть перед собой их загадочные, раскрывающиеся навстречу мне, как цветы, улыбки. И только одно лицо словно окатывало холодной волной: бронзовые глаза на смуглой коже в обрамлении тёмно-рыжих волос. В них не было радости и была боль. Но я обращалась к другим, и всё продолжалось. В ушах стоял звон, голова кружилась.