Мигель собирался воспользоваться катафалком только напоследок, чтобы добраться до аэропорта перед отлетом в Перу; однако сейчас он решил, что это, пожалуй, самый безопасный вид транспорта. Прочие легковые автомобили и фургон слишком долго были на виду, когда велось наблюдение в Ларчмонте, и вполне возможно, в распоряжении полиции уже есть их описание.
Погода испортилась — теперь дул сильный, порывистый ветер, с мрачного, свинцового цвета неба лило как из ведра.
Луис сел за руль, и они двинулись из Хакенсака окольным путем; несколько раз меняли направление и дважды останавливались, чтобы удостовериться, нет ли “хвоста”. Луис вел “кадиллак” очень осторожно — дорога была скользкой и едва различимой за монотонно работающими “дворниками”. До самого Вихокена они ехали по той стороне Гудзона, затем нырнули в тоннель Линкольна и в 11.45 въехали на Манхэттен.
Оба — Мигель и Луис — были в темных костюмах, при галстуках, как и подобает едущим в катафалке.
Из тоннеля они двинулись к Сороковой улице. Из-за сильного дождя они тащились по городу мучительно медленно — машины буквально упирались одна в другую. Мигель смотрел на пешеходов, медленно пробиравшихся по запруженным людьми неровным тротуарам…
Его забавляла курьезность езды в катафалке по Нью-Йорку. С одной стороны, автомобиль слишком бросался в глаза, что не входило в их планы, с другой — вызывал уважение.
На предыдущем перекрестке регулировщик в форме — на нью-йоркском диалекте “коричневый” — даже остановил другие машины, чтобы пропустить их.
Еще Мигель заметил, что многие, завидев катафалк, сразу отворачиваются. Он наблюдал это и раньше. Что их пугает — напоминание о смерти, о вечном забытьи? Сам-то он никогда не боялся смерти, но и не желал, чтобы кто бы то ни было ускорил ее приближение.
Впрочем, это не имело ровным счетом никакого значения. Значение имело другое — ни один человек в толпе не подозревал о том, что в этом катафалке, до которого рукой подать, находятся двое преступников, совершивших самое скандальное преступление и разыскиваемых по всей стране. Мысль эта гипнотизировала Мигеля. И придавала уверенности.
Они свернули на Третью авеню и, не доезжая до Сорок четвертой улицы, Луис притормозил у края тротуара, и Мигель вышел из машины. Подняв воротник, чтобы дождь не затекал за шиворот, Мигель зашагал к зданию ООН, до которого оставалось два квартала. Появление катафалка — что бы он там ни нафантазировал — привлечет ненужное внимание. Луису дано было указание колесить по городу, а через час вернуться на то же место. И возвращаться сюда через каждые полчаса, пока не придет Мигель.
На углу Сорок четвертой улицы Мигель купил у уличного торговца зонтик, но никак не мог сладить с ним на ветру. Через несколько минут он пересек Первую авеню напротив белого здания Генеральной Ассамблеи ООН. Из-за дождя флаги с многочисленных флагштоков были сняты, и те стояли голые, заброшенные. Миновав чугунную ограду, Мигель прошел через вход для делегатов и поднялся по ступенькам в холл. У Мигеля ничего с собой не было, и он быстро прошел через пропускной пункт, в то время как другие должны были предъявлять сумки и свертки для досмотра.
В большом зале на скамьях сидели посетители, чьи лица и одежда в полной мере соответствовали пестрому разнообразию самой ООН. Здесь была боливийка в высоком головном уборе, а рядом маленький негритенок возился с белым игрушечным ягненком. Сидел здесь видавший виды старик, чья голова была увенчана чем-то вроде афганского тюрбана. Два бородатых израильтянина вели спор по поводу разложенных между ними газет. Повсюду мелькали белые лица американских и английских туристов.
Не обращая внимания на ожидающих, Мигель направился в дальний конец зала, где висела табличка с броской надписью “Экскурсии для посетителей”. Под ней стоял с чемоданчиком Хосе Антонио Салаверри.
“Вылитый хорек”, — подумал Мигель, глядя на узкое, худое лицо, ниточку усов и лысеющую голову Салаверри. Перуанскому дипломату, обычно державшемуся с надменным видом, сегодня было явно не по себе.
Они едва кивнули друг другу, и Салаверри подвел Мигеля к бюро информации, где, пользуясь полномочиями дипломата, записал его под вымышленной фамилией. Мигель получил пропуск посетителя.
Они пошли по галерее с колоннами — из окон открывался вид на сад и на Ист-ривер. Поднявшись по эскалатору на следующий этаж, они вошли в Индонезийский зал — только для дипломатов и гостей.
Эту просторную, элегантную комнату, где проводили досуг главы государств, украшали великолепные произведения искусства, в том числе подаренный Саудовской Аравией гобелен с изображением Казбы в Мекке — шитье серебром и золотом по черному полю. Толстый зеленый ковер как нельзя лучше подходил к белым кожаным диванам и креслам — мебель была расставлена так искусно, что несколько групп могли находиться здесь одновременно и при этом не мешать друг другу.
Мигель и Салаверри устроились в уединенном уголке.
Посмотрев на севшего напротив Мигеля, Салаверри неприязненно скривил тонкие губы.