Вечерние новости

Самолет был недостаточно мощным для беспосадочного перелета в Лиму, но они сделают посадку в Боготе для заправки и, по их расчетам, прибудут в столицу Перу в 13.30.

Партридж и двое его коллег приехали в Тетерборо на служебной машине прямо из Си-би-эй. Этой сумасшедшей ночью Партриджу удалось на полчаса вырваться в отель и уложить сумку.

Накануне он обратился в оперативный отдел с просьбой позаботиться о том, чтобы в самолете приготовили спальное место, и сейчас был очень доволен увиденным. По правую сторону салона два кресла, стоявших друг против друга, были превращены в кровать – матрац, простыни и одеяла так и звали прилечь. На противоположной стороне можно было устроить еще одну постель, но это уже дело Миня и О'Хары. В конце концов, у них ночь не была такой напряженной, как у него.

Самолет только успел взлететь и взять курс на Боготу, как Партридж уже спал. Проспал он три часа, а проснувшись, увидел, что салон погружен в полумрак – кто-то заботливо опустил затемняющие шторки, но по краям иллюминаторов все же пробивался солнечный свет. Минь спал в своем кресле, свернувшись калачиком. О'Хара – на сиденье сзади.

Партридж взглянул на часы: 9 часов утра по нью-йоркскому времени, то есть 8 часов утра в Лиме. Взяв план полета, Партридж высчитал, что до посадки в Боготе осталось еще два часа. Двигатели ровно гудели, все было спокойно. Наслаждаясь покоем, он снова улегся и закрыл глаза.

Но на этот раз сон не шел. Возможно, трех часов было достаточно. А возможно, слишком много событий произошло за короткий отрезок времени, и нервы были на пределе. Он знал по опыту, что в периоды стресса и действия он мог спать очень мало, а сейчас был – во всяком случае наступал – именно такой период. Да, он должен действовать, бороться в прямом смысле слова – при этой мысли Партридж ощутил приятное волнение.

Потребность действовать была разбужена в нем вьетнамской войной, а потом были другие войны в других странах. Его называли “напористым” корреспондентом, когда-то его это раздражало, а потом он привык.

Почему бы и нет? Ведь в иные времена нужны были именно такие, “напористые”, которые, подобно солдатам в Балаклаве, продолжали делать свое дело под пушечными ядрами.

Но таким он был не всегда. Когда они с Джеммой были вместе, Партридж сознательно избегал войн и опасностей – жизнь была так хороша, исполнена такого счастья, что было страшно ее лишиться. Тогда на телестанции говорили: Гарри заслужил спокойную безопасную работу. А канонаду пускай послушают молодые.

Потом, конечно же, все изменилось. Джеммы не стало, и Партриджа прекратили оберегать, его опять посылали в места боевых действий, отчасти потому, что он давал оттуда прекрасные материалы, а отчасти – потому что ему было наплевать, останется он в живых или нет. Скорее всего последнее толкнуло его отправиться и в это путешествие.

Как странно, однако, что случившееся заставило его заново пережить в душе историю с Джеммой. Сразу после похищения, когда он летел из Торонто, на него нахлынули воспоминания о том, что произошло на борту самолета “Алиталия” “ДС-10”: знакомство с Джеммой.., разговор с папой, вся эта путаница – “забитые – забытые”.., роза на подносе с завтраком.

А через день – или два? – новые воспоминания, ночью в отеле.., как он влюбился в Джемму и сделал ей предложение прямо в самолете… Во время короткой остановки в Панаме они поехали на такси в старый город, и Джемма стояла рядом, когда он объявил их мужем и женой.

И в третий раз, всего неделю назад, когда он возвращался ночью из Ларчмонта – от Кроуфорда Слоуна – в Манхэттен, он вспомнил идиллические, безмятежные дни в Риме, где их любовь выросла и окрепла, поразительную способность Джеммы смеяться и радоваться жизни; чековую книжку, с которой она так и не научилась обращаться; то, как чудовищно она водила машину, а он умирал от страха.., и наконец, как она отдала ему ключи, узнав, что беременна. А потом они получили известие о переезде из Рима в Лондон…

И вот сейчас, когда он в воздухе и снова волен думать о чем угодно, перед его мысленным взором вновь предстала Джемма. На этот раз он не стал противиться воспоминаниям, дав им волю.

Их жизнь в Лондоне была восхитительной.

Они поселились в очаровательной квартирке в Сент-Джонс-Вуд, которую освободил предшественник Партриджа, и Джемма быстро создала в ней свою, особую атмосферу. В комнатах всегда было много цветов. Она повесила картины, привезенные из Рима, купила фарфор и скатерти в Кенсингтоне и потрясающую бронзовую скульптуру молодого мастера, выставлявшегося на Корк-стрит.

В лондонском отделении Си-би-эй работа Партриджа шла успешно. Он освещал события как в Англии, так и на континенте – во Франции, Нидерландах, Дании и Швеции, но из дома он редко отлучался надолго. Когда бывал свободен, они с Джеммой бродили по Лондону, с восторгом постигая его историю, величие и своеобразие, им нравились таинственные узкие улочки, словно то были ожившие страницы Диккенса, и извилистые, как спираль, закоулки.