– Я ведь не жалуюсь, – сказал Джегер. – И скажу тебе откровенно, Гарри, я бы ни за что не поменялся с тобой местами... особенно если учесть мой возраст. – Он задумался, потом продолжал: – Купер еще ребенок. Все они дети. Наше ремесло стало занятием для мальчиков и девочек. Им присущи энергия и смекалка. Не знаю, как у тебя, но у меня бывают дни, когда я чувствую себя стариком.
– У меня тоже последнее время, – Партридж поморщился, – чаще, чем хотелось бы.
Они дошли до Коламбус-Серкл. Слева от них находился погруженный в темноту Центральный парк, мало кто из Нью-Йоркцев отваживался приходить сюда затемно. Прямо перед ними начиналась Западная Пятьдесят девятая улица, за ней сверкал огнями центр Манхэттена. Партридж и Джегер осторожно миновали оживленный перекресток среди безостановочного потока машин.
– В нашем деле многое изменилось у нас на глазах, – сказал Джегер. – Если повезет, возможно, увидим еще что-нибудь новенькое.
– Как по-твоему, что произойдет в будущем? Джегер ответил не сразу.
– Пойду от противного – чего, с моей точки зрения, не происходит: вопреки пессимистическим прогнозам средства массовой информации не отмирают и даже не слишком видоизменяются. Не исключено, что в первые ряды выбьется Си-эн-эн – для этого есть все предпосылки. Но важно-то другое: всюду, в каждой стране, люди жаждут новостей, причем более чем когда-либо в истории человечества.
– Это заслуга телевидения.
– Да, черт побери! Телевидение для XX века то же самое, чем для своего времени были Гутенберг и Пакстон. При всех издержках телевидения программы новостей пробуждают в людях интерес – им хочется знать больше. Вот почему преимущество остается на стороне газет, и так будет всегда.
– Сомневаюсь, однако, чтобы газеты воздавали нам должное, – вставил Партридж.
– Пусть нет, но они нас популяризируют. Дон Хевитт из Си-би-эс утверждает, что в “Нью-Йорк Таймс” штатных сотрудников, которые освещают работу телевидения, в четыре раза больше, чем корреспондентов, аккредитованных в ООН. И пишут они главным образом о нас – телестанциях новостей, о людях, которые там работают, о том, чем мы живем. А если наоборот? – продолжал Джегер. – Когда-нибудь было такое, чтобы телевидение осветило важные материалы, связанные с “Таймс? Или с другими периодическими изданиями? А теперь задай себе вопрос: какое же средство массовой информации признается все-таки самым эффективным?
Партридж усмехнулся:
– Меня бросило в краску от собственной важности.
– Краски! – ухватился за слово Джегер. – Вот тебе еще одно новшество, которым мы обязаны телевидению. Сегодняшние газеты больше похожи на телеэкран – инициатором была “Ю-эс-эй тудэй”. Гарри, мы с тобой доживем до того дня, когда первая страница “Нью-Йорк Таймс” станет четырехцветной. Этого потребуют читатели, и невзрачной старушке “Таймс” придется раскошелиться на цветную печать.
– Тебя сегодня распирает от патриотизма, – сказал Партридж. – Еще какие у тебя прогнозы?
– Думаю, что исчезнут еженедельные журналы. Они превратились в динозавров. Когда подписчики получают “Таймс” и “Ньюсуик”, их содержание уже успевает устареть на неделю, а то и на десять дней, а кого сегодня интересуют лежалые новости? Между прочим, насколько я знаю, рекламодатели того же мнения. Не помогут еженедельникам ни фальшивые даты на обложках, ни высокий профессионализм сотрудников. Кстати, большинство молодых ребят, работающих сегодня в “Новостях”, об этих изданиях и слыхом не слыхивали.
Они добрели до отеля “Парк-Меридиен” на Западной Пятьдесят седьмой улице, где остановился Джегер. Партридж предпочел более уютный, как ему казалось, “Интерконтинентл” на Восточной Сорок восьмой улице.
– Мы с тобой пара старых военных лошаков, Гарри, – сказал Джегер. – До завтра.
Они обменялись рукопожатием и пожелали друг другу спокойной ночи.
Улегшись в постель, Партридж приступил к чтению газет, которые купил по дороге в отель. Но скоро мелкие газетные строчки стали сливаться у него перед глазами, и он решил проглядеть газеты утром заодно со свежими, которые принесут ему с завтраком.
Но сон не шел. Слишком много всего произошло за минувшие тридцать шесть часов. Как в калейдоскопе, события, идеи, задачи перемежались мыслями о Джессике, о прошлом, о настоящем... оживали воспоминания.
Где сейчас Джессика? Прав ли Тедди относительно радиуса в двадцать пять миль? Есть ли надежда на то, что он, Гарри Боец, как закованный в латы средневековый рыцарь, возглавив поход, освободит свою бывшую возлюбленную?
Довольно фантазировать! Отложи раздумья о Джессике и об остальных до завтра. Он попытался отключиться, передохнуть, отвлечься.
Естественно, этим отвлечением стала Джемма... еще одна любовь всей его жизни.
Вчера во время перелета из Торонто он до мельчайших подробностей воскресил в памяти путешествие с папой: “Алиталия”, “ДС-10”... салон для журналистов и встреча с папой... решение Партриджа не предавать огласке реплику папы о “забитых” народах и полученная в награду роза... зародившаяся взаимная, всепоглощающая страсть…