Вечерний Чарльстон

– Хорошо. Так и порешим. Думаю, что ты, как Шахерезада, можешь рассказывать о твоих приключениях тысячу и одну ночь. Впрочем, не забывай вовремя прекращать дозволенные речи – ведь не все, что с тобой произошло, следует знать всем. Во многих знаниях многие печали, потому не стоит вгонять своих слушателей в тоску. Договорились, Федя?

– Так точно, товарищ адмирал, – браво ответил я. – Думаю, что рассказ мой будет красочен, как хохломская роспись, и столь же правдоподобен, как воспоминания барона Мюнхгаузена. Ну а по существу я составлю подробное донесение для моего руководства.

– Молодец! – похвалил меня адмирал Кольцов. – Можешь быть свободен. Твоей жене-красавице мы уже сообщили о том, что везем тебя к ней, и ты вскоре сможешь ее обнять. Так что набирайся сил и терпения…

26 мая 1855 года.

Станица Чамлыкская

Лабинской оборонительной линии

Кавказского линейного войска.

Майор Гвардейского Флотского экипажа

и офицер по особым поручениям

Министерства иностранных дел

Российской империи

Павел Никитич Филиппов

В армии принято не обсуждать приказы, а их выполнять. Совсем недавно я был с Николаем Шеншиным в Эрегли, где вели задушевные беседы с великим визирем Мустафой Решид-пашой, попутно отбиваясь от подосланных к нам убийц. А сегодня я уже сижу в гостеприимном доме атамана станицы Чамлыкской отставного есаула Евстафия Скрыплева.

Удивительна судьба этого человека. Он родился в семье зажиточного помещика под Бахмутом Екатеринославской губернии и с молодости надел военный мундир. Гардемарин Черноморского флота, унтер-офицер, а потом подпоручик Нашебургского пехотного полка – такова была его довольно извилистая карьера в русской армии. Все говорило о своенравном и непростом характере молодого офицера.

Не поладив со своим батальонным командиром, Скрыплев в 1827 году дезертировал и перешел на сторону персов, с которыми Россия тогда воевала. Как и все русские перебежчики, он был отправлен в батальон «Богатырей», сформированный Самсоном Макинцевым, еще в 1802 году перешедшим на сторону персов. Этот батальон считался в шахской армии одним из лучших. Скрыплев понравился Самсон-хану – так персы звали Макинцева – и он сделал его своим помощником, женив на своей дочери – молочной сестре наследника персидского престола. На Востоке подобное родство весьма ценилось.

Поэтому неудивительно, что Аббас-Мирза, ставший после смерти отца шахом Персии, велел Скрыплеву сформировать отряд телохранителей, которым он бы полностью доверял.

Надо сказать, что британские советники, состоявшие при дворе персидского шаха, всячески пытались оклеветать Скрыплева, обвиняя его в коварных замыслах свергнуть Аббас-Мирзу. Но тот не обращал внимания на интриги коварных «инглизов». Беглый российский подпоручик скоро стал сарганьги[74] и доказал свою преданность персидскому престолу, участвуя в сражениях с туркменами и курдами.

Нельзя сказать, что все у него было гладко – несколько раз он по наветам своих высокопоставленных недоброжелателей был разжалован до султана[75], и даже посажен на цепь. Правда, опала длилась недолго, и Скрыплев, вновь став сарганьги, продолжал верно нести службу в составе персидского войска.

В 1838 году, по настоянию императора Николая, русский батальон был расформирован. Всем перебежчикам и дезертирам царь обещал полное прощение и забвение старых грехов. Годы их службы в персидской армии были засчитаны как годы службы в русской армии, так что все желающие тут же получили полную отставку. Те же, кто захотел продолжить службу в русской армии, были зачислены в Кавказское линейное казачье войско или отправлены в линейные батальоны.

Скрыплев же получил казачий чин сотника, поучаствовал в стычках с немирными горцами, а потом по болезни был отправлен в отставку с чином есаула и назначен атаманом станицы Чамлыкской.

Старый воин почти потерял зрение – сказалась дурная привычка персов сурьмить брови и ресницы. Но, несмотря на болезни, он оставался для своих бывших подчиненных беспрекословным авторитетом. Для «персидских казаков» было достаточно услышать: «Пожалуюсь сарганьгу», как возмутитель спокойствия тут же поджимал хвост и начинал вести себя примерно.

Узнав, что я прибыл к нему с письмом, подписанным самим царем, Евстафий Васильевич сразу же смекнул, что по пустякам посланцы государя императора не будут ездить по казачьим станицам, и тут же изъявил готовность помочь самодержцу всем, чем он сможет. Но перед этим он велел своей супруге как следует угостить гостя. Помня о том, что за долгую жизнь в Персии Скрыплев привык к восточной кухне, я вздрогнул, представив, что сейчас появится на столе. Но Мария Самсоновна оказалась женщиной умной, и ничего экстравагантного, вроде бараньих котлет, пожаренных на касторовом масле, она мне не предложила.