Вечерний Чарльстон

Я, в свою очередь, рассказал Скрыплеву про разгром англо-французского флота на Балтике, про отражение вражеского нападения на Севастополь и про наши текущие дела. Кое-что о том, что я ему сообщил, он уже слышал, но описание чудесных машин, летающих по небу и обрушивающих на голову врагов смертоносный огонь, про корабли без парусов, которые в одиночку могут сражаться с целой эскадрой, для старого рубаки было в диковинку.

– Это что ж получается, Павел Никитич, – удивился Скрыплев, – на свете нет теперь силы, которая могла бы победить наше воинство?

Я лишь развел руками, заявив, что Россия и без этих чудес всегда побеждала супостатов. О нашем иновременном происхождении я, естественно, рассказывать Скрыплеву не стал. «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь», – говаривал царь Соломон. Не стоит забивать голову пожилого человека вещами, которые могут помрачить его разум.

А вот вчера наконец прибыл человек, которого Скрыплев решил дать мне в помощники. И хотя чин у Ерофея Мещерякова был небольшой – хорунжий[78], но держался он с достоинством, без подобострастия. Правда, Скрыплева он немного побаивался – это я успел заметить, – но относился к нему, как сын относится к строгому родителю.

Внешне Ерофей больше смахивал на уроженца Индостана, чем на кубанского или терского казака. Среди станичников порой встречались люди с чертами лица, схожими с кавказцами, но тут передо мной стоял одетый в черкеску казак, весьма смахивающий на индийского актера Радж Капура в молодости, только с бородкой. Я решил потом наедине потолковать со Скрыплевым, чтобы поподробней узнать биографию его протеже.

А пока в моем присутствии станичный атаман велел хорунжему слушаться во всем меня и, если нужно, «положить живот свой за матушку-Россию».

Вечером же Скрыплев рассказал мне историю семьи Ерофея, одновременно пояснив некоторые интересующие меня моменты.

Отец хорунжего был родом из касимовских татар, правда, давно уже обрусевших и принявших православие. Урядник Тимофей Мещеряков служил в оренбургском казачьем войске. Во время стычки с кочевниками-людоловами он попал к ним в плен и был продан в рабство в Персию. Там уряднику посчастливилось попасться на глаза Самсон-хану – командиру русской гвардии шаха.

Самсон Макинцев выкупил Тимофея и сделал его своим сарбазом[79]. Храбрый и умный казак сумел заслужить доверие Самсон-хана. Вместе со Скрыплевым он стал ближним человеком в окружении своего командира. Со временем он женился, купив на невольничьем рынке индийскую красавицу, захваченную в плен афганцами.

Супруга Тимофея оказалась знатного рода. Ее родственники долго разыскивали девушку, рассчитывая выкупить из неволи. Но, когда они в конце концов нашли ее в Персии, то оказалось, что она уже замужем за иноверцем и успела стать матерью двух сыновей. К тому же Анисья – так Тимофей окрестил свою жену – полюбила мужа и не очень-то и хотела возвращаться под родной кров.

Всего у Тимофея Мещерякова родилось трое сыновей и две дочери. Правда, вскоре после рождения последнего ребенка – девочки, он погиб в схватке с разбойниками-куртатинцами[80]. Но Скрыплев не оставил в беде осиротевшую семью своего боевого товарища. Он воспитал детей Мещерякова, как своих, а когда в 1839 году все желающие из числа «Батальона богатырей» изъявили желание вернуться в Россию, в числе прочих оказались вдова и дети Тимофея Мещерякова. Они прибыли в Тифлис 5 марта, где, получив государево прощение, отправились в одну из станиц Лабинской линии.

Один из сыновей Тимофея стал шкипером торговой шхуны на Черном море, второй, проявив талант негоцианта, бойко торговал восточными товарами на Нижегородской ярмарке. Ерофей дослужился до чина хорунжего. Одну девочку выдали замуж за богатого армянского купца, а вторая – самая младшенькая – пока была не замужем. Со слов Скрыплева, Машенька – так звали сестру Ерофея – выросла писаной красавицей. И, как все красавицы, она была разборчива в отношении женихов.

– Огонь-девка, – качал головой отставной есаул, – ей бы детей завести, хозяйство. А она вместо этого шашкой машет, как казак, а из пистоля стреляет не хуже, чем я в молодости.

Я вспомнил наших дам-эмансипэ и улыбнулся. Что же касается Ерофея, то молодец сей был очень ценен своими знаниями восточных обычаев, знакомствами со многими полезными людьми в Персии и Афганистане, а также своей сообразительностью и храбростью. Кроме всего прочего, он свободно говорил на фарси, пушту и знал хинди – язык, на котором разговаривали на севере Индии.

Поблагодарив старика за помощь, я стал собираться в дорогу. Меня уже ждали в Севастополе, где в данный момент находились генерал Березин и граф Перовский. Видимо, там я получу дальнейшие указания, и с помощью Ерофея Мещерякова попытаюсь наладить контакты с будущими вождями сипайского восстания. Если оно произойдет, то у королевы Виктории прибавится хлопот и останется меньше времени для козней против России…

16 июня 1855 года.

Порт города Саванны,

штат Джорджия.