Вечерний день

Он взял шкатулку в руки и начал внимательно ее рассматривать. Ничего еврейского он здесь не видел. Не являясь специалистом в истории и культуре этого народа, не зная иврит, Владимир Павлович продал за свою жизнь немало еврейских предметов (существовал даже в антикварных каталогах особый раздел - «Иудаика») и кое-что в них понимал. Но ни изо­бражения семисвечной ханукии, ни могендовида, ни просто похожих букв нигде видно не было.

Он взял свои записи с пометками Станислава Петровича на полях книги «Код да Винчи». Может быть, здесь что-то есть? Но тут упоминалось только о пентакле.

Он отыскал книгу, отнес ее на кухню и приготовил еду. Сел за стол и начал, почти не ощущая вкуса, завтракать, параллельно тщательно просматривая страницу за страницей. Он хорошо помнил, что в прошлый раз внимательно просмотрел ее только где-то чуть больше чем до середины, а потом делал это уже не особенно тщательно. Поэтому он решил начать с конца.

И через несколько минут (перед ним стояла еще картошка, до кофе дело не дошло) нашел. Причем все было так ясно, что он изумился тому, что не увидел этого раньше. На двести семьдесят второй странице жирной и длинной чертой на полях было отмечено целых два абзаца:

«"Звезда Давида", - подумал Лэнгдон. Нет, это не совпадение. Известная также под названием Соломоновой печати, эта фигура некогда была тайным символом древних звез­дочетов-священников, а позже была принята в качестве символа власти царями иудейскими - Давидом и Соломоном.

Церковный служка заметил Лэнгдона и Софи и, несмотря на позднее время, приве­тливо улыбнулся и сделал жест, приглашающий их осмотреть храм.

Вот так - прямо со знаком. Как он не заметил его раньше?

А с другой стороны - ну и что? Что это дает для открывания шкатулки? Помечен пен- такл, а его нигде не видно. Помечен, как теперь он выяснил, и могендовид, но и его на самой шкатулке нет. «Бред сивой кобылы» в средней полосе России.

Платонов посмотрел в окно и задумался. Может, не там ищет? И дело не в еврейской символике, а в чем-то еще? Он отхлебнул безалкогольного кофе, опустил глаза и рассмеялся. Видно, голова его, когда он сервировал себе стол, была настолько занята своими мыслями, что он, сам того не заметив, положил себе две вилки. Даже три, потому что еще одна, вместе с грязной тарелкой, уже лежала в раковине, а перед ним сейчас красовались пятизубцовая серебряная и трехзубцовая - фруктовая, неизвестно когда попавшая в дом.

Владимир Павлович встал и неожиданно легко шагнул к раковине. Некая интересная мысль мелькнула в голове, и надо было ее срочно проверить. Он, брезгливо поморщившись, вытянул из-под чашки грязную вилку и радостно произнес:

Четыре.

Действительно, у этой вилки было только четыре зубца.

«Ну и что это дает?»

Откуда-то из глубины сознания выплыл мнемонический прием, который преподали ему в школе или еще где-то в детстве по поводу английского языка. Он тогда никак не мог запомнить слово fork, что по-английски означает вилка. И пожилая учительница с голубыми волосами, которую он про себя называл Мальвиной (вроде бы все-таки в школе, откуда в то время репетиторы?) сказала:

Вот смотри, это же просто. У вилки четыре зубца, а как по-английски «четыре», ты помнишь?

Four, - ответил маленький Володя.

И «вилка», запомни, «fork». Запомнить-то он запомнил, оба слова на слух действи­тельно были очень похожи, только Мальвина была не во всем права, и доказательство этого сейчас лежало перед ним. И почему-то это было очень важно, только бы понять - почему?

За окном опять, уже в который раз за эту зиму, противно взвыли тормоза и раздался глухой удар, потом еще один. Звон разбитого стекла, и чей-то пронзительный крик допол­няли картину. Платонов встал, хотел подойти к окну, но в который раз вспомнил, что ничего не увидит. Место, где почему-то в эту зиму постоянно скользили и бились машины, находи­лось в «мертвой» зоне и было из его окна совершенно не видно.

Он опять вернулся к столу, однако авария отвлекла его, и прошло несколько минут, пока ему удалось сосредоточиться.

Почему история с вилкой так важна для него? Может быть, потому что количество - два, три четыре или пять зубцов у вилки для ее сути, функции не имеет никакого значения. Она все равно остается вилкой. Ну и что? Что дальше?

А дальше вот что. Пентакл перед нами или магендовид, по большому счету, это все - просто набор точек в пространстве. Не очень важно, как соединены их вершины: если по краю, тогда это многоугольники, а через центр, тогда одна группа становится пентаклом, или не все подряд, а по нескольку - и тогда это магендовид. Ну и что из этого следует?

Владимир Павлович сидел, уставившись в одну точку и не замечая ничего. Наверное, он мог бы быть неплохим педагогом, непонятно откуда это у него взялось, но он умел выстра­ивать логические цепочки и поворачивать непонятное так, что оно становилось понятным и объяснимым. Ему легче это было делать, когда он беседовал с собой.