Вечерний круг. Час ночи

- Прекрасно, прекрасно, - сказал тот, принимая статью, - мы с нею, конечно, ознакомимся. А пока, если не возражаете, мы действительно приступим к делу.

- Ради бога, - прижал руку к груди Левицкий. - Что вас интересует?

- Нас интересует коллектив, - сказал Виталий, - который вы, Вадим Александрович, возглавляете.

- Временно.

- То есть как временно? - удивился Виталий.

- Я - человек театра, друзья мои, - патетически провозгласил Левицкий. - Я вышел из него и вернусь туда. Меня там ждут.

- С театром, кажется, связана, и ваша судимость? - осведомился Эдик.

- О, это величайшее недоразумение. Величайшее, - горестно покачал головой Левицкий. - Если угодно, спросите моих друзей… - Он назвал нескольких известнейших актёров, прибавляя к фамилиям уменьшительные имена и тем как бы подчёркивая свою близость к этим людям. - Они вам скажут, как было дело. Фемида на этот раз совершила ошибку. Напрасно ей завязали глаза, ах, как напрасно!

- Ей дана повязка на глаза во имя беспристрастия, - возразил Лосев.

- Возможно, возможно, - снисходительно согласился Левицкий.

- Так вот, вернёмся к вашему коллективу, - сказал Виталий. - Три человека у вас арестовано за хулиганство и драки. Это Коротков, Сёмкин…

- Да-да, подонки! - брезгливо поморщился Левицкий. - Случайные люди.

- …и Горохов. Это уже механик, человек, казалось бы, не случайный. Но тоже уже имеет одну судимость, кстати, отбывал наказание вместе с вами, в одно время, в одной колонии. Не там ли познакомились?

- Нет-нет. Я там ни с кем не знакомился. Ровно ни с кем. Я там руководил самодеятельностью. - Левицкий заволновался. - А этот… Горохов… пришёл к нам недавно. Я даже не знал о его прошлом. Он его скрыл. Уверяю вас, скрыл!

- А судимость у него, между прочим, за грабёж.

- Очень похоже. Очень! Я его узнал. К сожалению, поздно. Бандит! Сущий бандит! Уверяю вас. Отца родного зарежет. И мать тоже. Шекспировский злодей. Ах, как такого играл Лёвушка Дуров, помните? Боже, какой он создал образ!

- Как насчёт отца или матери, не знаю. А вот убийство Николая Гавриловича Егорова, видимо, на его совести, - сказал Лосев, невольно вздохнув.

- Ну вот! Я же говорю! Кошмар какой-то! А за что, вы думаете, он его убил?

- А вы как думаете?

- Нет, я вас спрашиваю.

- Нас спрашивать не положено, Вадим Александрович, - усмехнулся Лосев. - Здесь мы спрашиваем. Ну а теперь охарактеризуйте нам, пожалуйста, вашего главного инженера Потехина.

- Негодяй, - решительно объявил Левицкий, начиная нервничать всё больше. - Обманщик, аферист, жулик! - Голос его креп и наливался гневом. - Не поручусь, что они там с этим Гороховым, понимаете, за моей, так сказать, спиной, чёрт знает что проделывали. Я вам сказал, я в этой области не специалист. А они способны. О, они на всё способны, уверяю вас. Боже, как я в них ошибся, кого я, так сказать, пригрел, вы подумайте только! - Он театрально схватился за голову, голос его дрожал. - За кого приходится отвечать! За кого!

- Успокойтесь, Вадим Александрович, вам придётся отвечать только за себя, - многозначительно сказал Эдик.

Левицкий, как ужаленный, повернулся к нему.

- Что вы сказали? Отвечать за себя? Да как… Да как вы посмели! Что это за гнусный намёк, я вас спрашиваю? Донос получили? «Донос на гетмана-злодея»? Я не потерплю, понятно вам? И если вы поверили хоть одному слову там… Я не желаю с вами разговаривать! Именно с вами! С вами, с вами!

Он демонстративно отвернулся от Эдика, его всего трясло. Реакция была явно несоразмерна с тем, что сказал Эдик. Она выдавала внутреннее состояние Левицкого, его нервное напряжение, страх, опасения, наконец, панику, которая его сейчас охватила. Да, реакция была слишком сильной. И пока Левицкий находился в таком состоянии, с ним нельзя было продолжать разговор.

- Ну зачем вы так, Вадим Александрович? - примирительно сказал Виталий. - Успокойтесь, пожалуйста. Товарищ Албанян ничего особенного ведь не сказал. Каждый отвечает за себя. Вы не исключение.

- Но как так можно? Как так можно? Этот тон!.. - продолжал кипеть Левицкий. - Я не допущу! Я не желаю! У меня есть нервы! Я артист!

- Вы администратор, - сухо поправил его Эдик.

- Не ваше дело, кто я. Нет, что он от меня хочет? - Левицкий повернулся к Виталию, голос его предательски дрожал. - У меня начинает болеть сердце.

Он демонстративно стал тереть грудь под пиджаком.

- Я вас прошу успокоиться, Вадим Александрович, - решительно произнёс Виталий. - Мы даже не подошли ещё к главным вопросам. Вы нам пока лишь охарактеризовали некоторых из ваших сотрудников, отрицательно охарактеризовали, и высказали предположение, что они за вашей спиной могли совершать какие-то махинации. Так?

- Абсолютно верно. Абсолютно, - закивал Левицкий. Губы его дрожали, и он не сводил с Виталия преданных глаз.

- Махинации эти могут быть связаны с утаиванием каких-то денег, видимо. Не так ли?

- А что же ещё? Конечно, их интересуют только деньги.

- Тогда в этом должны быть замешаны и кассиры. Через них идут деньги.