Я посмотрел на свой «Таймекс» – подарок в связи с уходом на пенсию после двадцати шести лет преподавания в средней школе. Мои предметы – английский и творческое сочинительство. Другой мой дар – избегать нападений со стороны учеников. Двоих моих коллег избили, один из них так и остался хромым, хотя прошло уже много лет.
– На девять минут больше, чем когда ты спрашивал в прошлый раз.
– Вообще-то я бы сейчас с удовольствием спрятался вон за тем деревом и отлил. Наверное, так и поступлю.
– Он подъедет как раз в этот самый момент.
– Черт с ним! Куда я гожусь с переполненным мочевым пузырем?
– Вот если он тебя увидит, от тебя и правда не будет никакого толку.
– Он не заметит, спьяну-то. – Улыбка превращала его в тридцатилетнего. – Уж больно ты трясешься!
Луна врала, как ей и положено. В ее свете этот уродливый двухэтажный домишко с плоской крышей превращался если не во дворец, то в терпимое жилище – если не разглядывать его долго. Меня интересовало одно: крутая расшатанная лестница, поднимавшаяся под углом 45 градусов к его боковой стене. И еще то, что дом стоял в одиночестве на краю городка. В свое время здесь была ферма, за домом притулился полуразрушенный сарай, дальше чернело запущенное поле. Единственные обитатели – супружеская пара на втором этаже, Кен и Кэлли Нили. Нам был нужен Кен.
Мы поставили машину за дубовой рощицей. Отсюда удобно было наблюдать, как он подъедет и станет подниматься по этой лестнице. Я сделал радио тише, хотя любил Брюса Спрингстина.
Когда Ральф вернулся, я дал ему пузырек с дезинфицирующим средством для рук.
– Тебе бы податься в вожатые скаутов!
– Пописал – вымой руки.
– Конечно, мамочка.
И тут мы услышали его. Он так гонял в своем блестящем красном пикапе «шевроле», словно собирался взмыть с шоссе в воздух. Мне стало интересно, как относятся ночные птахи, прикорнувшие под луной, к громыхающей из пикапа музыке кантри. Ветерок принес в окно моего «вольво» аромат лета – только давнего. Я представил:
– Знаешь, что с нами будет? Ну, когда мы все закончим?
– Знаю, Том. Мы будем счастливы – разве этого мало? Пора его хватать!
(
Я познакомился с Ральфом Фрэнсисом Маккеной на химиотерапии в клинике «Онколоджи партнерс». У него был рак простаты, у меня прямой кишки. Ему давали год, мне полтора, причем без гарантий. Еще одно, что нас объединяло: оба вдовцы. Наши дети жили на другом конце страны и могли навещать нас лишь время от времени. Естественно, что мы подружились. Если это можно так назвать.
Мы всегда старались проходить химиотерапию в один и тот же день, в одно время. После химиотерапии нам обоим ежемесячно делали вливания менее сильных препаратов.
По словам Ральфа, у него была одинаковая со мной реакция, когда он впервые вошел в огромную палату, где под капельницами сидели в креслах с откинутыми спинками сразу тридцать восемь пациентов. Все они улыбались и шутили. Все как один – воплощение дружелюбия друг к другу. Люди в костюмах за тысячу баксов на равных общались с бедолагами в дешевых обносках. Черные были запанибрата с белыми. Медсестры здесь были шустрые и умелые. Ральф Фрэнсис Маккена, волокита со стажем, знал, как вызвать у них симпатию.
Иногда кто-то из пациентов плохо реагировал на химию. Одна женщина была известна своей рвотной реакцией. Ее так неудержимо тошнило, что медсестры при всем старании не успевали увести ее в туалет, и им оставалось только подсовывать ей под подбородок чистые лохани.
В наш третий заход Ральф спросил меня:
– Как тебе нравится одиночный полет?
– В каком смысле?
– Ну, одиночество? Жизнь без жены?
– Совершенно не нравится. Моя жена умела радоваться жизни. Она любила жизнь. У меня сильная депрессия. Я должен был уйти первым. Она ценила жизнь.
– Знаешь, я до сих пор беседую с женой. Брожу вокруг дома и разговариваю с ней, как будто мы вместе.
– Со мной бывает почти то же самое. Как-то ночью мне приснилось, что я разговариваю с ней по телефону. Проснулся – сижу на краю кровати с телефонной трубкой в руке.
Одиночный полет. Мне понравилась эта фраза.
В палате можно было читать, пользоваться тамошними DVD-плеерами, общаться с друзьями или родственниками, если они придут тебя навестить. Или флиртовать, как делал Ральф.