Вечерний свет

– Не сегодня. Правда, нам может повезти, и тогда мы попадем в постельку раньше срока.

– На кого охота?

– На Малдуна, на кого же еще!

– Ты точно знаешь, что у него рыльце в пушку?

– Нет. Но я всегда верю своему чутью.

Я улыбнулся.

– Я сказал что-то смешное?

От того, как он все это произносил, животики можно было надорвать.

– В учебную программу полицейской академии входят самые дурацкие фильмы про полицейских? Твое «чутье»?

– Большинство мерзавцев его пошиба обманывают жен.

Я подумал и сказал:

– Наверное, ты прав.

– Малыш, я всегда прав. – И он расплылся в улыбке.

Оказалось, что Малдун спит с секретаршей адвокатской конторы этажом ниже. Ее даже нельзя было назвать привлекательной. Просто с наступлением темноты ему хотелось приключений.

Мы ждали, прислонившись к его новому черному «Кадиллаку».

– Это что еще за два клоуна?

– Мы – те, о ком ты точно не слыхал. – Я был рад, что Ральф не стал поручать переговоры с мерзавцем мне.

– Не понял… – Малдун покачнулся.

– Ты обижаешь нашу знакомую.

– Прочь с дороги! Я еду домой.

– Что-то от твоей одежды пахнет дешевой шлюхой. Жены только делают вид, что не чуют этого запаха…

Он вынул из кармана телефон и показал его нам.

– Не знаю, кто вы такие, кретины, но полиция без труда разберется.

– А твоя жена без труда узнает, чем ты занимаешься в этом доме у нас за спиной.

Сначала я не понял, что происходит, потом увидел, что адвокат согнулся пополам, и услышал, как он злобно бранится, ловя ртом воздух. Он упал на колени, и Ральф так врезал ему по башке, что он завалился на бок.

– Ее зовут Хизер Мур. Она твой жилец. Ей о нашей встрече ничего не известно, так что не пытайся что-то из нее вытрясти. У тебя есть два дня, чтобы все привести в порядок в ее квартире. Два дня – или я звоню твоей жене. А если станешь к нам подбираться, то я не только позвоню твоей жене, но и раскопаю все про твоих прежних баб. Я – детектив по мокрым делам в отставке, уж я в таких делах разбираюсь. Усек?

Малдун все еще не мог говорить. Катаясь по пыльному бетону, он только стонал.

(Ему хочется подольше побыть с ней, прежде чем она скончается, но этому не суждено сбыться. Болезнь завладевает ею полностью, и она отключается, глядя в себя, во тьму своей смерти. Правда, иногда она улыбается и даже шутит, если набирается на считаные минуты сил. За час до ее смерти он сидит рядом с ее койкой в хосписе и держит ее руку. Он не отпускает ее, пока врач не убеждает его сделать это.)

Так это начиналось. Однажды Хизер задала нам вопрос, но мы ответили, что понятия не имеем, о чем она толкует. Она, похоже, нам не поверила, потому что через две недели медсестра по имени Салли Коутс – мы ее толком не знали – села на табурет рядом с капельницей и поведала нам о своем муже и о торговце подержанными автомобилями, впарившем им откровенную рухлядь. Рыдван стоил им несколько тысяч, которых они на самом деле не могли себе позволить истратить, но без машины им было нельзя, потому что ее мужу необходимо было ездить в ветеранский госпиталь, где он учился ходить после того, как лишился в Афганистане правой ноги. Когда смотришь такие сюжеты по телевизору, возникает желание убивать.

Ральф, сама невинность, сказал:

– Черт возьми, Салли, мы бы с радостью тебе помогли, но непонятно, что тут можно сделать… С какой стати он станет нас слушать?

– Поверить не могу! – воскликнула Салли при нашей следующей встрече. – На следующий день после того, как я рассказала вам о риелторе, Бобу позвонили и сказали: пригоняй автомобиль! Они все исправят, и у него больше не будет проблем. Причем бесплатно!

– Держу пари, здесь не обошлось без ваших молитв, Салли?

– Конечно! Нам надо кормить двух малышей. На эту рухлядь уходили все деньги.

– Видите, какова сила молитвы, Салли!

– А вы тут совершенно ни при чем?

– Спросите его.

Я помотал головой.

– При чем тут мы, Салли? Что могут сделать два старика?

После ее ухода Ральф наклонился в своем кожаном кресле и сказал:

– Единственное, что хорошо в смерти, – что мы теперь можем в ус не дуть. Что они нам сделают? – Засим последовала Его фирменная усмешка. – Мы и так уже, считай, на том свете.

Я придумал себе форму: бейсболка, темные авиаторские очки, луисвилльская бита. Ральф назвал меня «группой поддержки». Мол, его и так боятся, а когда видят типа в очках с битой, то вообще готовы на все. Правда, он не говорил о нашем возрасте.