Что делать, человеческий фактор есть человеческий фактор. Кто-то решил поставить машины заграждения так, а не иначе, а кто-то не испугался и пошел ва-банк.
Машины, перекрывавшие улицу Славянского Братства, были новые, корейского производства. Толщина металла панелей корпуса – 0,8 мм максимум. Сыскарь же со товарищи сидели в «форде» выпуска начала тысячелетия. Тоже не броневик, но все-таки покрепче. Плюс толстый бампер. Плюс наглость, скорость и мокрая, скользкая после недавно прошедшего дождя брусчатка.
«Форд» с разгона ударил в промежуток между двумя капотами.
Бам-м-м!!
Брызнули в стороны осколки фар. Натянулись, удерживая тела, ремни безопасности. Руки Ирины и Кирилла крепче прижали к спинке сиденья Яруча, на которого не хватило ремня. «Корейцев» со смятыми крыльями развернуло в стороны. Как раз на столько, чтобы протиснуться, обдирая бока.
Сыскарь переключился на первую, дал газ. Мотор взревел, «форд» рванулся вперед. Вырвался на оперативный простор.
Вторая передача. Сзади ударила автоматная очередь. Еще одна. Сыскарь буквально телом ощутил, как пули входят в машину, прошивая металл багажника.
Только бы по колесам не попали…
Еще очередь. Длинная, злая.
– Ой, – севшим голосом сказал Кирилл.
– Бэнг*! – воскликнул Симай и схватился за правое ухо.
* Бэнг
– черт (пер. с цыганского)Переднее стекло покрылось трещинами, справа, со стороны Симая, в нем появились круглые аккуратные дырки.
Третья передача.
– Вот суки! – сказал Симай удивленно, разглядывая окровавленную ладонь. – Ухо мне порвали…
В зеркало заднего вида Сыскарь увидел, как один из «корейцев» развернулся и кинулся в погоню. Ну-ну…
Четвертая. Поворот, еще поворот. Еще. Дымятся тормозные колодки, машину занесло, но он выровнял ход, прибавил газа. Бросил взгляд в зеркало. Погони пока не видно.
– Время? – спросил отрывисто
Хорошо, что ночь и нет машин. Днем они бы не ушли. Правда, фары не горят – обе разбиты, но электрического света на улицах достаточно. Пока достаточно.
– Четверть второго, – сообщила Ирина. – Пятнадцать минут осталось.
– Должны успеть, – уверенно сказал Сыскарь, врубил пятую передачу и прибавил скорость.
Второй раз их попытались прижать уже у самого выезда из города. На этот раз на двух темных «мерседесах», но Сыскарь опять сумел увернуться в самый последний момент. С заносом, но сумел.
Однако ненадолго. Видимо, радиатор, все-таки пробило при ударе, потому что двигатель перегрелся, обороты упали, из-под капота вырывался пар и дым. «Мерсы» сзади нагоняли. Сыскарь сцепил зубы. Симай грязно выматерился, опустил стекло, вытащил пистолет и, не обращая внимания на ухо, из которого обильно текла кровь, высунулся из окна и с левой руки открыл огонь по «мерседесам».
Пах-пах-пах!
Пауза.
И снова: пах-пах-пах! Пах! Пах-пах! Пах-пах-пах!
Один из «мерсов» резко вильнул в сторону, его занесло, и машина на полном ходу врезалась в удачно подвернувшийся фонарный столб.
– Ха! – воскликнул Симай, плюхаясь на место и меняя обойму. – Есть один, – и добавил с чувством. – К-курва!
Сыскарь не знал точно, пройдет ли машина через лес по пешеходной тропинке, хватит ли ширины. Но очень надеялся, что пройдет. И что хватит времени. И ресурса сдыхающего на глазах двигателя. Потому что это был их единственный шанс уйти – нырнуть в портал между мирами. В Дверь. В Ворота.
Час двадцать пять.
Чуть не отрываясь двумя колесами от асфальта, они влетели в поворот с шоссе к лесопарку. «Мерседесы» остались где-то сзади, но вот-вот могли появиться.
Час двадцать пять и тридцать секунд.
«Форд» притормозил, перевалил через высокий бордюр, чуть не срывая с болтов защиту картера; покореженной мордой сшиб наземь хлипкую калитку, предназначенную для пешеходов, помчался на остатках ресурса двигателя к лесу. Если можно применить слово «мчится» к скорости в тридцать пять километров в час.
Час двадцать семь.
Здесь подъем к лесопарковой опушке. На второй передаче, сбросив скорость до двадцати пяти километров в час, они пересекли поперечную аллею с лавочками и фонарями и, наконец, скрылись за деревьями. Позади, внизу, на проезде к шоссе, заметались лучи фар, хлопнули дверцы машин («мерседесы» не смогли или не захотели преодолеть высокий бордюр), и несколько человеческих фигур побежали вверх по склону, надеясь, что двигатель «форда» сдохнет и они все-таки достанут беглецов.
Час двадцать семь и пять секунд.
Фары не горели, вокруг было темно, как в погребе. Кроны деревьев сомкнулись над тропой и закрыли и без того затянутое облаками небо.
– Свет! – командует Сыскарь, сбрасывая скорость почти до нуля. – Симай, фонарик в бардачке, свети!
Мешая русский мат с цыганской руганью, Симай нашел фонарик, включил, высунулся из окна, посветил. Кое-как, с проворством пьяного забулдыги, они продолжали продвигаться вперед.
Час двадцать восемь.
Слева сосна, справа ель. Тропа идет между ними, и видно, что машине не протиснуться.
– Т-твою мать…