Вечная мерзлота

– Старуха-то моя теперь тоже накопала, засыпала уже в погреб, приеду, туруханской селедочки ей привезу бочонок… Вы-то, не солили?

– Где нам ее держать? – Петя снова взялся за бутылку.

– Соседи погреба выкопали и всё там хранят… – не согласилась Галя.

– Да дураки твои соседи, померзнет у них все! – нахмурился Петя и поднял стопку.

Чокнулись. Белов не стал закусывать. Он невольно следил за Галиной и представлял себе Николь с животом, и что она вот такая же хозяйка – кормит его друзей и недовольна им, что он не выкопал погреб… Он слышал, как кровь толчками радости и тоски приливает к сердцу. Вспоминал и вспоминал, истязая себя, картинка с Николь, наконец, так ударила в голову, что он сам себе налил полную рюмку и молча выпил. Грач с Петей с недоверием посмотрели на Белова, Петя взял бутылку, изучил ее и налил всем.

– Вы закусывайте, Сан Саныч! – Галя всех капитанов звала на «вы».

Белов машинально зацепил вилкой квашеной капусты и стал жевать. Хмурый сидел, внутри вулкан клокотал, и эта капуста так к нему не подходила, что он чуть ее не выплюнул. Он не видел Николь с восемнадцатого июля. Почти три месяца…

– Сан Саныч! Ты чего сегодня какой! – услышал Белов голос Грача. – Петя за наследника предлагает выпить!

– Парень будет, Ермаком назову! – Петя встал и поднял рюмку. – Жизнь тут мировая будет! По железной дороге всё привезут – радиоприемник, проигрыватель, даже телевизор в каждой семье будет! Мы свои уже начали выпускать! Сам по радио слышал: «В продажу поступили первые телевизоры марки КВН – 49А!»

– Ты, Петька, чего сказать-то хочешь, у меня рука затекла?! – Грач подмигнул Гале на подпившего мужа. – За Ермака, так за Ермака! – он выпил свою рюмку.

– Я магнитофон «Днепр» в «Посылторге» заказал! – хвастался Петя. – Видел у одного на «Марии Ульяновой». Вот такие катушки крутятся, и музыка играет. – Он вдруг встрепенулся. – Галька, куда пластинки дела, давай пластинки будем слушать…

– Ты же их все побил, Петя, на день рождения выпивали… Они же тебе надоели?!

– И Шульженку разбил? – не поверил Петя.

– С нее и начал…

– Ничего, новые купим, на совещание поеду в Красноярск… – Петя взялся за бутылку, но она была пуста. – Так, сидеть, ребята, я сейчас!

– Не надо бы тебе, Петя… – запротестовала Галина.

– Нам хватит, Петро! – поддержал ее Белов. – Завтра рано уходим.

– Ну… – Грач подкурил козью ножку и стал подниматься. – Хорошо уже морозит по ночам! Спасибо хозяевам за хлеб-соль!

Вышли на улицу, распрощались. Метель поутихла, легким снежком пробрасывала.

– Ты, Семеныч, Николь не помнишь? – спросил Сан Саныч почти нечаянно.

– Кого? – у Грача самокрутка то разгоралась, то тухла. – От-т, газету подмочил, видать…

– В Дорофеевском когда были, там одна такая темненькая была?

Грач смотрел, явно не понимая.

– С короткой стрижкой, как мальчишка, и глаза еще такие… не помнишь?

– Я, Сан Саныч, женский пол вообще перестал отличать, а чего, понравилась она тебе?

– Да, – Белов вздохнул удрученно, – понравилась – не то слово…

– Поночевал, что ли с ней? – житейски просто спросил Грач.

Белов молча смотрел, не обиделся на старикову прямоту, покачал головой.

Буксир ярко освещался береговыми прожекторами, часовые стояли на пристани у аккуратно сложенных ящиков. Заключенные неторопливо разгружали трюмовую баржу. Снег пошел гуще, кружился над мерзлой зимней водой. Снежинки липли к не гладкому уже, но будто шершавому телу реки.

– Шуга,[72] похоже! – перегнулся Грач через фальшборт. – Бечь надо в Игарку, Сан Саныч, кабы не прихватило!

Белов согласно кивнул головой, всю дорогу он думал о своем.

Колючие снежинки налетали из-за рубки и вдруг замирали растерянно, зависали без ветра, и тут же, подхваченные порывом, уносились вверх. И каждую, в ярком свете прожектора, было отлично видно и, когда замирала, можно было взять рукой. Но ветер наддавал, буйно и бессмысленно все перемешивал и опять не понять ничего было. Отяжелевшему от дум Сан Санычу, казалось, что и в жизни его все вот так же. Ничего не ясно… влюбился в ссыльную, сам не понимая, как… А тут еще Зинаида, как наступающая зима… уже завтра он должен был быть у нее… Что делать? – сорвалось с языка вслух. Он оглянулся – никого не было, Грач спустился в командирский кубрик, негромко пыхтела паровая машина, да кочегар, скрипуче открыв металлические заслонки топки, начал отбивать шлак.

20

Декабрь сорок девятого выдался отменно злой. Уже с конца осени встали сорокоградусные морозы, временами и за пятьдесят переваливало. В двух ермаковских школах – одна из них была толком не достроена – на радость ребятишкам то и дело отменяли занятия, и они целыми днями сидели дома и бегали друг к другу в гости. Печки топились сутками, а даже в брусовых домах холодные углы промерзали и покрывались льдом.