Вечная мерзлота

– Что же не стреляли?

– Простите меня, Сан Саныч, нашло что-то… не знаю, такой этот медведик… прямо как мужичок за колючкой.

– Почему за колючкой? – не понял Белов.

– Да бог его знает… Уже можно закурить?

– Ну конечно… – Белов был расстроен. – И я тоже не успел! Так удобно было стрелять!

Горчаков дунул в гильзу папиросы, смял ее и зажег спичку.

– Спасибо вам, Сан Саныч, что позвали… как в молодости побывал!

Сан Саныч с недоверием смотрел, сел рядом, вздохнул, сбрасывая волнение, усмехнулся.

– И правда чудной… молодой, наверное. Ну ладно, давайте скажем, что не приходил, не поверят, что не стреляли… Чайку попьем? – Сан Саныч будто согласился с настроением Горчакова, сел на бревно и стал снимать вещмешок.

В вещмешке лежали котелок, хлеб, кусок соленого осетра и разведенный спирт. Сан Саныч отнес фляжку в воду, черпанул воды на лицо, он здорово поволновался, ни разу не видел медведя вот так вот… да еще ночью. Подумал, нарезая хлеб, если бы были с Егором, наверняка стреляли бы, и ему стало еще страшнее. Горчаков спускался берегом ручья с охапкой сушняка.

– Спирту выпьем? – голос Сан Саныча все еще выдавал волнение.

– Спасибо, – кивнул Горчаков. – Я не знаю зэка, который отказался бы выпить! – он зажег бересту и сунул под дрова.

Он все делал аккуратно, осторожно поправлял разгорающиеся сучки. Огонь поднимался, становилось светлее. Горчаков чуть улыбался, глядя на языки пламени, думал о чем-то или вспоминал, рука достала папиросы, но так и застыла, не мешая хозяину думать. Сан Саныч видел, что Горчакову хорошо, и он не стал бы его трогать, но именно сейчас захотелось извиниться. В тишине тайги и огня, после опасности, пережитой плечом к плечу.

Горчаков очнулся от мыслей, зачерпнул котелок и пристроил на горящие сучки.

– Я хотел попросить у вас извинения, Георгий Николаевич! – сказал Белов негромко, но твердо.

– Ну что вы, Сан Саныч! Это я виноват, старый уже для охоты…

– Нет, это про другое. Я за прошлогодний случай! Вы помните, конечно. Я был тогда неправ… пьяный был. В общем, извините, Георгий Николаевич, если я вас тогда обидел своими словами, – Сан Саныч говорил, а сам видел, как лезет на этого хорошего человека. Становилось так стыдно, что слов уже не было.

– Да бог с вами, Сан Саныч, я и не запомнил… не стоит об этом.

– Нет, я должен сказать, для меня это важно, я много думал над тем своим поведением…

– Сан Саныч, я вас прошу, – Горчаков прижал руку к груди, – вы же славный человек, я это вижу… я давно сижу, привык ко всякому. Ей-богу, люди зэков либо жалеют, либо боятся…

– Я не боялся!

– Да-да… ваши чувства были сложнее… – спохватился Горчаков.

– Да, они были трудные, я потом много думал… мне непросто сейчас извиняться… Даже… – Белов замялся. – Ну, в общем, это все непросто, но тогда я вел себя погано! Я это должен был сказать. Это не касается моего отношения к Сталину.

Оба молчали, глядя в огонь.

– Тут вы правы, Сан Саныч, я не смогу разделить ваших чувств. Не обижайтесь, у меня за плечами моя жизнь, – Горчаков отмахнулся от гудящих комаров. – Я, кстати, видел его близко. Сталин вручал мне премию ВСНХ за норильские месторождения, это было в двадцать девятом году. Тогда он был просто одним из руководителей государства… можно сказать, одним из нас, в те годы мы еще верили в равенство и братство, рвались строить страну. Я его хорошо запомнил – маленький, меня прямо поразило, какой маленький, и маленькие же, черные… недоверчивые глазки. И еще рябой, очень рябой… Ничего, что я это рассказываю? Если вам неприятно, я не буду.

– Вы говорите, что рвались строить… – Сан Саныч не закончил фразу и напряженно замолчал.

– Ну да, мы горели, мне кажется, намного ярче, чем вы сейчас. Нам ничего не надо было, только работать, строить… это был единый, главный порыв. Были, конечно, и такие, кто понимал, что происходит, но в моей, например, семье считалось, что все это неизбежные перекосы. После таких масштабных изменений жизни иначе и быть не могло и скоро пройдет.

– Значит, вы шли за Лениным. Конечно, Ленин важнее для революции, я думал об этом, но… я вырос при Сталине, мы всю войну провели с его именем! Он для меня победитель, и то, что он наш вождь, это справедливо! Это не может быть по-другому!

Горчаков молчал нахмурившись. Потом поднял глаза на Белова:

– Я сидел в тюрьме со старыми партийцами. Это были чудесные, по-настоящему замечательные люди. Они работали и с Лениным, и со Сталиным. Хорошо знали их лично… – Горчаков напряженно замолчал. Теперь в его лице появилось тяжелое упрямство. – Сан Саныч, боюсь мы не поймем друг друга.

– А за что вас посадили?

– Вы хотите знать приговор суда?

Сан Саныч молчал, не понимая.