Вечная мерзлота

– Да, но… – лейтенант озадаченно почесал под шапкой. – Ну хрен с ней…

Вечер они провели в избе начальника лагеря, жена наготовила, пригодился и оставленный спирт. Лопоухий лейтенант-бухгалтер замечательно играл на гитаре, пел артистично и очень смешно рассказывал анекдоты.

На другой день они ехали на дрезине на соседний лагпункт, дрезина шла небыстро, местами кособочило так, что она вот-вот должна была свалиться. Сугробы искрились на солнце, тайга стояла веселая, зеленая, сосны уже стряхнули белые шапки и шарфы. Параллельно дороге тянулась просека-зимник для саней и машин. Где-то шпалы лежали неряшливой горой, где-то торчали из-под снега кучи гравия и песка. Они переезжали ручей по высокому деревянному мосту, рядом с ним был поставлен почти такой же мост – то ли дорогу хотели по нему пустить, но передумали, то ли для автомобилей строили. Горчаков с младшим лейтенантом долго еще оглядывались на чудо-мосты-близнецы. На одном из них еще работали люди. Мужик, везущий их на дрезине, тоже не знал, зачем здесь два моста.

Так они превратили в консервы, как шутил лейтенант, шесть медпунктов. Следующий был не на трассе, а километров двадцать в стороне, за ними выслали лошадь. Кляча была худая, еле тянула, и возница часто слезал с саней и шел рядом. То же делали и «консерваторы». Бухгалтер Николай Степанович оказался говоруном, рассказал Горчакову всю свою недолгую жизнь, все последние новости и анекдоты. Про Сталина не рассказывал, они вообще про него не говорили, похоже лейтенант относился к Усатому с уважением. Или страхом.

Они ехали часа четыре, замерзли и проголодались. Лагерь был женский.

– Одни бабы, – хмуро объяснил старшина, исполнявший обязанности начальника лагеря.

– А почему так далеко от трассы? – поинтересовался бухгалтер.

Старшина равнодушно пожал плечами, отпирая медпункт, потом выдал предположение:

– Чтоб кобели поменьше лазили!

Замок все не открывался, он подергал его, и оказалось, что он не заперт, а просто замерз. В медпункте все было растащено, не было ни инструментов, ни халатов, не говоря уже про лекарства. Даже весов и ростомера не было. Замерзший цветок на окне.

– А где же медпункт? – удивился лейтенант.

– А это что? – вопросом же ответил старшина и посмотрел на разбросанные бумажки и мусор. – Фельдшера не было, сестра была из бытовичек, уехала… Вы меня не спрашивайте, я не знаю. Начальник в оперотделе в Ермаково вторую неделю сидит, а меня тут спрашивают. Лес заставляют вывозить! Как я его вывезу? Кормов с марта не дают, в Ермаково сена целый склад, а у меня всего двенадцать рабочих лошадей осталось! И леса почти пятьсот кубов еще с прошлого года! На двадцать пять тысяч сто двадцать рублей! Это они подсчитали, приезжали так же вот! Не вывезешь, грозят, сам все возместишь!

– У вас женщины лес возят? – осторожно удивился бухгалтер Николай Степанович.

– И пилят, и возят… – старшина не понимал, в чем вопрос. – На лошадях и возят, на чем же?

Старшина хмуро замолчал и стал закуривать, но вдруг возмутился:

– Никто ничего не понимает, только орут! Сначала сказали – не будут лес вывозить, дороже выйдет! Потом кто-то умный нашелся, бабам, мол, делать нечего, пусть грузят и возят! План утвердили! Вот мы и возим до разъезда, а от разъезда кто этот лес повезет? Паровозы уже не ходят… – Он еще что-то посоображал и спросил, глядя на Горчакова: – Никого у вас знакомых нет на лесозаводе-то? Договорились бы по-хорошему, бумажки выправили… государство оплатило бы. Начальник постоянно так химичил. Ночевать-то останетесь? Оставайтесь, бабу приведу, хотите беленькую, хотите чернявую, али двух… Бабы голодные на это дело, уговаривать не будете!

Лопоухий лейтенант застыл от такого предложения, глянул на Горчакова, но тот уже поднялся.

– Дай нам коня получше да еды в дорогу, я поговорю в снабжении про твои дрова.

– Ну?! Точно, поговоришь?! И насчет сена! – старшина засуетился и побежал распоряжаться.

Отъехали, перекусили, лейтенант думал о чем-то, потом спросил:

– Будем составлять акт? – он давно уже признал Горчакова старшим в их комиссии.

– Не будем.

– Здесь воры!

– У нас везде воры…

– Отчета по этому лагерю не будет хватать! С нас спросят!

– Спросят – напишем, но думаю, не спросят.

Похожая ситуация была по всем лагерям. Везде был больший или меньший бардак – всем было понятно, что никто сюда уже не вернется, и в каком состоянии остаются медпункты и целые лазареты, тоже было неважно. Но страна жила по инструкциям, а инструкций – как консервировать никому не нужную дорогу и лагеря, куда девать оборудование, материалы и людей – не было. Их писали в Москве, без них не могли действовать на местах.

Медицинского оборудования и лекарств было запасено на несколько миллионов рублей. Вывозить их из заполярного Ермаково стоило денег и большого труда, а качество лекарств было плохое, в расчете на заключенных.

Горчаков с лейтенантом еще не закончили всей работы, когда пришло новое Постановление Совета министров. Это случилось двадцать шестого мая – через месяц после Постановления о консервации.

Консервацию прекращали.