Вечная месть

— Ну, во всяком случае, я совершенно уверен, что вам следует остаться тут и отдохнуть. На свежую голову соображается куда лучше. — Фабель так посмотрел на Грубера, что молодой человек оборонительно поднял руку. — Вы понимаете, о чем я… Короче, чувствуйте себя как дома. А вообще… Пойдемте со мной.

Грубер провел Фабеля из кухни по коридору в большую светлую комнату, превращенную в кабинет. Стены были заставлены книжными полками, тут также стояли два рабочих стола. Один явно использовался как обычный: на нем находились компьютер, блокноты и досье, — второй же был превращен в своего рода стенд. Внимание Фабеля привлекла глиняная голова, через равные интервалы утыканная маленькими белыми колышками, как узелками на решетке.

— Я подумал, эта комната вас заинтересует. Здесь я делаю работу, которой занимаюсь по совместительству. Ну и провожу б ольшую часть исследований.

Фабель подошел к глиняной голове поближе.

— Наслышан. От Хольгера Браунера. Насколько я знаю, вы специалист по реконструкции.

— Могу сказать, что востребован. Я трачу на это почти все свободное время. По большей части работаю по заказам для археологов, но надеюсь использовать эту методику и в криминалистике. Когда найденное тело находится в сильной стадии разложения, идентификация является большой проблемой.

— Да… Нам такое весьма пригодится. А там череп есть? — спросил Фабель. Несмотря на усталость, он невольно заинтересовался. Он мог рассмотреть, как Грубер восстанавливал мягкие ткани лица по костям. Сначала основные мышцы, затем сухожилия. Это было точное воспроизведение человеческого лица, только без жировой прослойки и кожи. Фабелю во всем этом виделась анатомическая точность. И как ни странно, это было красиво. Наука, обратившаяся в искусство.

— Да, — кивнул Грубер. — Хотя не настоящий. Университет прислал мне слепок. Там делают слепок из альгината, получая абсолютно точную копию настоящего черепа. По ней я и провожу реконструкцию.

— А кто это? — Фабель внимательно рассматривал работу Грубера. Ему было так интересно, словно это один из рисунков Леонардо да Винчи.

— Она из Шлезвиг-Голштинии. Но из тех времен, когда само понятие Шлезвиг-Голштинии и вообще Германии отсутствовало как таковое, и язык, на котором она говорила, никак не связан с немецким. Ее языком был протокельтский. Скорее всего она из кимвров или абронов. Это значит, ее язык наиболее близок из всех современных к валлийскому.

— Он… Она красивая, — сказал Фабель.

— Красивая, да. Думаю, закончу ее через пару недель. Единственное, что осталось сделать, — это добавить мягкий слой поверх мышц. Именно он и придает образцу живой вид.

— А как ты рассчитываешь толщину тканей? — поинтересовался Фабель. — Наверняка наобум.

— Вовсе нет. У каждой этнической группы есть основные параметры толщины тканей. Конечно, она могла быть толстой или тощей. Но она из тех времен, когда избытка еды не наблюдалось, а жизнь была тяжелее нынешней. Думаю, смогу придать ей практически тот облик, какой у нее был две тысячи двести лет назад.

Фабель изумленно покачал головой. Как и тогда, когда Шевертс показал изображение «черченского человека», сейчас ему снова представилась возможность увидеть жизнь, зародившуюся и угасшую за два тысячелетия до его, Фабеля, рождения.

— Ты в основном работаешь с болотными мумиями? — спросил он.

— Нет. Я реконструировал лица солдат, погибших в наполеоновских войнах, жертв чумы из позднего Средневековья, и мне предстоит большая работа с египетскими мумиями. Их я больше всего люблю. Из-за древности, полагаю, и экзотики их культуры. Забавно, но я часто ощущаю связь со жрецами-врачами, готовившими тела царей, цариц и фараонов к мумификации. Они готовили своих владык к реинкарнации, к возрождению. И я частенько думаю, что выполняю их задачу… Снова даю жизнь мумиям, которых они подготовили.

Фабель вспомнил, что Шевертс, археолог, сказал практически то же самое.

— Но главное для меня — то, что я творю, должно быть точным, — продолжил Грубер, — правдивым. Я делаю это по той же причине, по которой изучал археологию, а затем решил стать экспертом-криминалистом. Причина та же, по которой вы с Марией решили стать детективами убойного отдела. Мы все верим в одно и то же: истина — это наш долг перед мертвыми.

— После прошлой ночи я уже вообще не очень понимаю, почему этим занимаюсь, если честно. — Фабель посмотрел на серьезное, полное сочувствия лицо Грубера. Фабель очень заботился о Марии, но не мог представить никого, кто подходил бы ей больше, чем Грубер.