— Нет, ну так ты, конечно, не пиши, он меня по судам затаскает, придумай сам, как его назвать. Отстой, имитатор, — Вазелин тихо захихикал, — Между прочим, отличная идея. Имитатор. Резиновый такой, на батарейке, прыгает и дёргается.
— Значит, вы Ромео, а Женя, как я понимаю, Джульетта? — спросил Антон.
— Да. Именно так. Мы любим друг друга и хотим пожениться. Круто, да? Пипл схавает и добавки попросит. Кстати, слушай, надо нас вместе снять. Я ей звякну, она вечером приедет, получится вообще прикольно. Мы с ней и поцеловаться можем в кадре. Как тебе идея?
У входа между тем происходила какая-то перебранка. Голоса звучали все громче.
— Да вон там, за тем столиком, меня ждут! — кричал женский голос.
— Кто ждёт? Имя назовите. Нас не предупреждали, — отвечал мужской голос.
— Дайте пройти, я сказала! Я вам покажу, кто ждёт! — Наташа, всклокоченная, ненакрашенная, кое-как одетая, влетела в зал.
Вазелин никогда не брал Наташу с собой в это кафе. Сюда он приходил исключительно с модельными красотками, Наташу здесь не знали. Сейчас она выглядела настолько скверно, что охранник сомневался, пускать ли её. Вазелин поперхнулся омлетом, закашлялся, Антон принялся хлопать его по спине.
— Не трогай его, гад! Не смей к нему прикасаться! — Наташа бросилась на Антона, схватила за руку.
— Успокойтесь, сядьте, никто его не трогает, — сказал Антон и повернулся к охраннику и метрдотелю, которые стояли рядом и готовы были прийти на помощь, вывести скандальную бабу вон из приличного заведения. — Все нормально, она с нами.
Вазелин справился наконец с приступом кашля, хлебнул воды.
— Ну, чего ты припёрлась? — тихо спросил он. — Тебе же сказано было: сиди дома. Хоть бы умылась, причесалась, дура.
— Ваз, он никакой не корреспондент, — сказала Наташа, — я недаром тебя предупреждала, чтобы ты попросил у него удостоверение. — Она повернулась к Антону: — Кто ты такой? Что тебе надо? Давай, показывай свою ксиву.
Антон тяжело вздохнул, достал из кармана удостоверение и положил на стол перед Наташей.
— Так, очень интересно, — сказал Вазелин и уставился на Антона.
Наташа схватила малиновую корочку, открыла.
— Управление внутренних дел… старший лейтенант… — Она посмотрела на Антона, облизнула пересохшие губы и прошептала: — Господи, этого только не хватало. Что случилось?
— Николай Николаевич, что с вами? Сердце, да? Может, вызвать врача? — Секретарша Настя искренне испугалась за своего шефа, но её любопытный глаз все косился на фотографии, раскиданные по полу.
— Нет, — сказал Зацепа, — не надо врача. Я в порядке.
Он почти сразу перестал кричать, когда они вошли. Он сидел на полу у дивана, лицо его было бледным, мокрым от слёз и таким старым, что Соловьёв едва узнал его, как будто на фотографии в Интернете, датированной этим годом, был не Зацепа, а его брат, лет на десять моложе.
— Настя, от головы что-нибудь и ещё успокоительное, — попросил Зацепа, едва ворочая языком.
— Да, я поняла, Николай Николаевич, я сейчас.
Пока она ходила, Соловьёв успел собрать снимки, помог Зацепе подняться, усадил на диван.
— Николай Николаевич, вы уверены, что вам не нужен врач?
— Уверен.
— Вы можете сейчас говорить?
— Да. Я попробую. Очень болит голова.
Соловьёв сел в кресло, напротив Зацепы, кивнул на конверт, спросил:
— Откуда это у вас?
— Мне их прислали, подбросили в машину.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Вы знаете её?
— Кого?
— Девочку на фотографиях.
Зацепа мучительно сморщился, медленно, тяжело покачал головой.
— Нет.
— Уверены?
Он не ответил. Вернулась секретарша, дала таблетки, воду. Когда он пил, зубы его отчётливо стучали о край стакана.
— Николай Николаевич, точно все в порядке? — спросила Настя.
— В порядке. Иди.
Она замешкалась, с сомнением глядя то него, то на Соловьёва.
— Настя, иди, — повторил Зацепа.
— Значит, вы уверены, что не знаете эту девочку? — спросил Соловьёв, когда дверь за Настей закрылась, и протянул Зацепе первый снимок, крупный план.
— Впервые вижу, — прошептал Зацепа и отвернулся.
Соловьёв отложил фотографию, встал, прошёлся по красивому просторному кабинету. Зацепа продолжал сидеть на диване, сложив руки на коленях и глядя в одну точку. Из глаз текли слезы, но он не замечал их.