— В первоначальных планах и набросках «Капитанской дочки» не было ни Гринева, ни Маши Мироновой. Был Иванович, главный герой, дворянин-предатель. По мнению некоторых исследователей, Пушкин ввёл всех положительных персонажей исключительно по цензурным соображениям. Роман, где главный герой — изменник, государственный преступник, был обречён на запрет. Но если даже и есть в этой версии тень правды, мы должны благодарить царскую цензуру за то, что в литературе нашей живут все эти замечательные люди. Маша Миронова, Гринев, его родители, старый комендант и его жена. Наконец, Савельич. Они ведь правда живут и помогают жить нам, как помогали поколениям русских людей до нас. Своим благородством, чистотой, любовью они возвращают нас к реальности, напоминают, что мы все ещё люди, а не виртуальные монстры.
Шарахнул звонок. Борис Александрович вздрогнул. Несколько секунд класс продолжал сидеть неподвижно. На его открытых уроках такие вещи вызывали у некоторых коллег жгучую зависть. Обычно дети вскакивают мгновенно, шумят, выбегают из класса, словно все сорок пять минут урока только и ждали этого счастливого момента.
— Как это вам удаётся? — пожимала плечами директриса. — Вы их прямо будто заколдовали.
— Все, ребятки, урок окончен, домашнее задание на доске, оценки за сочинения — в среду.
Он опустился на стул, вытер влажный лоб.
— Борис Александрович, Борис Александрович! — К его столу шла, неуклюже переваливаясь, толстенькая Аванесова. Взгляд чёрных выпуклых глаз казался испуганным.
— Да, Карина.
— Вы сочинения уже проверили?
— Не все. А что?
— Ой, правда? Не все? А Жени Качаловой тетрадку… — Она запнулась и покраснела.
— Ну, Кариша, в чём дело? Продолжай.
— Понимаете, случайно так получилось, в общем, Женя болеет, она передала мне тетрадь с сочинением, чтобы я сдала. Это было в четверг, а вечером она мне позвонила, сказала, что тетрадка не та, она перепутала. И просила, чтобы я поменяла. Вот, я принесла. Тут сочинение.
Карина положила на стол обычную тетрадку в линейку, сорок восемь листов, на обложке игрушечные медвежата. «Тетрадь уч. 8 „А“ класса, Качаловой Евгении».
— Вы, пожалуйста, Борис Александрович, вы отдайте мне ту, другую. Они, понимаете, совершенно одинаковые. Женя просто перепутала. А я забыла. Я должна была ещё в пятницу поменять, но вылетело из головы, а сейчас нашла в сумке.
Когда Карина нервничала, у неё появлялся лёгкий армянский акцент.
— Вы ту, другую тетрадь отдайте, пожалуйста, — повторила она несколько раз, подрагивая длинными чёрными ресницами.
— Конечно, отдам. Но только завтра. Она у меня дома.
— Дома?! — Карина готова была заплакать.
— Ну да. Что ты так волнуешься?
— Я? Совершенно не волнуюсь. Вам показалось. Просто… Мне перед Женей неудобно, она просила, я забыла.
— Кстати, а что с Женей?
— Как обычно. Хронический бронхит.
Странник мог не спать сутками. Ему хватало двух-трёх часов сна, чтобы почувствовать себя свежим и отдохнувшим. Для гоминидов бессонница вредна и опасна. Их мозг нуждается в восьмичасовом отдыхе.
Животные много спят. Человек может и должен бодрствовать. Отпущенное время слишком дорого, чтобы тратить его на сон.
Странник проживал не одну, а две жизни. Самым тяжёлым оказывался момент перехода из одной в другую, из света во тьму и обратно. Шкура гоминида была чем-то вроде резинового водолазного костюма, в который следует облачиться, чтобы нырнуть в ледяную мрачную глубину.
Первого ангела он освободил очень давно, в ранней юности. Это произошло почти случайно, он не хотел.
Ему было шестнадцать, ей четырнадцать. Она сама затащила его на чердак, расстегнула ему рубашку и штаны, задрала свою юбчонку. Байковые трико, чулки на резиновых подвязках, сопение, жаркая возня, запах земляничного мыла. А потом смех. Злой, издевательский хохот.
Он читал, что в джунглях Южной Америки живут гигантские пауки, похожие на обезьян. Они нападают на свою жертву, кусают её и пускают в организм сильнейший яд, от которого растворяются даже кости. Потом они высасывают из жертвы все, и остаётся только оболочка. Мёртвая пустая кожа. Возможно, это выдумка. Но с той, первой девочкой его плоть оказалась мёртвой и пустой, вялой, как тряпка. Девочка долго, жадно целовала его в губы, пустила яд, выпила из него жизнь, силу, а потом, сытая, стала смеяться.
Он не хотел её убивать. Ему надо было, чтобы она замолчала. Только когда она перестала биться, хрипеть, он почувствовал себя живым. Он вернул силу, которую она у него отняла.
Никто не видел, как они поднимались на чердак. Никому в голову не пришло подозревать его, хорошего мальчика, отличника. Уголовной шпаны в окрестных дворах было полно, девочка считалась шалавой и вертихвосткой. Кто-то из коммунальных кумушек сказал: сама виновата, допрыгалась.
А от своей бабушки он услышал: «Ангел отлетел». Он спросил: «Куда?» Бабушка ответила: «На небо».
Он понял, что освободил ангела. С тех пор он стал их видеть и слышать. С каждым годом их голоса звучали все громче, все жалобней.