Вечная ночь

Они ехали по пустой предрассветной Москве. Зацепа испугался, что от её надрывного смеха машина сейчас взорвётся. Давно наметилась точка в будущем, когда всё кончится для них, когда они расстанутся. Чёрный карлик. Дыра в космосе. Сейчас они неслись именно туда, к чёрной дыре, и Зацепа сам прибавлял скорость.

— У тебя впереди вся жизнь. Ты окончишь школу, поступишь в институт, выйдешь замуж, родишь ребёнка, — бормотал профессор, — ночные клубы, их обитатели, пьяные, обкуренные бездельники — это все не для тебя. Ты умная, чистая девочка, ты должна понимать, насколько это опасно и разрушительно.

Старый дурак Кастрони гнал машину к Черёмушкам, произносил невнятные монологи и думал только о том, как они окажутся в их волшебном гнёздышке, как он её, нервную, горячую, разденет. А что будет завтра, не важно.

Осторожный Зацепа предчувствовал беду.

— Куда ты поворачиваешь? — вдруг крикнула Женя. — Я же просила отвезти меня к папе!

— Нет. Ты не просила, — растерялся Кастрони, — мы об этом вообще не говорили. Я думал…

— Ничего ты не думал! Я устала, ясно тебе? Я хочу спать. А ты не дашь мне спать, если мы поедем в Черёмушки!

Свидание не состоялось. Бедняга Кастрони чувствовал себя обманутым. Никакой награды за ужасный вечер в клубе, за некрофильские песни и сцены объятий его синьорины с певцом он не получил. Треск от падающих, разваливающихся декораций потом ещё несколько суток не давал ему уснуть.

— …Колюня, солнышко, давай теперь спокойно поужинаем? — Зоя закинула в багажник пакет с обновкой. — Тут есть отличное местечко.

«Конечно, — усмехнулся про себя Зацепа, — иного я и не ждал».

«Местечко» оказалось тем самым рестораном, куда его привела Женя в день их знакомства и куда потом они ещё приезжали обедать, в последний раз это было всего лишь десять дней назад.

* * *

Дима отодвинул тарелку с остывшим рассольником, ковырнул картофельное пюре, отрезал кусок курятины. Мясо оказалось жёстким и жилистым.

— Вам надо было взять судачка. Он вполне съедобный, — произнёс у него за спиной знакомый низкий голос, — приятного аппетита. Я всё-таки решил к вам подсесть. Не прогоните?

Профессор Гущенко поставил на стол чашку кофе и сел напротив Соловьёва. Откуда он взялся, непонятно. Только что казалось, что в обеденном зале вообще никого нет.

— Дима, у вас такой унылый вид. Это из-за курицы или из-за совещания?

— Все вместе, Кирилл Петрович.

— Да, — кивнул Гущенко, — у меня тоже скверное чувство. Особенно неприятно, что моё замечание о фантазиях было принято, как намёк на некомпетентность доктора Филипповой. Между тем я имел в виду не только её, но всех нас, всю группу. Мы ведь тогда совсем запутались с этим Молохом. Разогнали нас, как двоечников. Может быть, и поделом. А вы, если я правильно понял, считаете, что это опять он?

С трудом дожевав кусок курицы, Дима хлебнул яблочного соку.

— Да, Кирилл Петрович. Я уверен, это он.

Гущенко откинулся на спинку стула и посмотрел в окно.

— До чего гадкая погода. То заморозки, то дождь. Все никак весна не наступит. Скажите, Дима, вы хорошо помните профиль, составленный доктором Филипповой?

— Ну в общих чертах помню. А что?

— Советую перечитать на досуге. На мой взгляд, там есть кое-что любопытное. Нет, я не об идее миссионерства, это как раз её главная ошибка. Но вот в чём она была права, так это в том, что Молох в силу своей профессии как-то связан с детьми, с подростками. Детский врач. Тренер. Учитель. Правда, это больше относится к нынешнему варианту.

У профессора зазвонил мобильный. Он извинился и, прежде чем ответить, сказал:

— Вы будете брать себе кофе? Заодно для меня возьмите ещё чашечку.

Дима встал и отправился к буфетной стойке. Народу в зале было совсем мало. Пока буфетчица готовила эспрессо, он слышал, как Гущенко говорит в трубку:

— Нет. Электрошок без меня не делайте. Ни в коем случае. Переведите его в бокс. Не надо пока ничего колоть. Просто наблюдайте. Да? Неужели мать? Очень интересно. И когда она объявилась? Надо же! Ну пусть приходит. Я пока в управлении. Нет, уже не совещаюсь. Обедаю. Через час, не раньше. Почему? Я охотно с ней побеседую.

Когда Соловьёв вернулся с двумя чашками, профессор убрал телефон.

— Да, очень грустная история, — он посмотрел на Диму, вздохнул, достал из пачки сигарету, — мальчишка, студент, накачался какой-то синтетической дрянью и зарезал своего соседа по комнате в общежитии. Двадцать пять ножевых ударов. Сосед, видите ли, одержим дьяволом. Вот теперь этого, с позволения сказать, экзорциста прислали к нам на экспертизу. Мать из Бердянска приехала, а он только вчера уверял меня, будто круглый сирота. Ну да ладно. Мы с вами говорили совсем о другом. Знаете, существует стойкое убеждение, и у нас, и на Западе, что серийник никогда не трогает тех, с кем давно и хорошо знаком. Мне кажется, в этом заключалась наша главная ошибка с Молохом.

— То есть?