Вечная полночь

Чтобы не ляпнуть чего-нибудь, о чем впоследствии стану жалеть, я поинтересовался у своего консультанта, зачем все эти шахматные изображения на стенах и столе. Каждый, какой только возможно, дюйм покрывали фотографии взволнованного, задумавшегося Мартина, склонившегося над шахматной доской. Чертовски довольного Мартина над шахматной доской.

— Вы, наверно, играете в шахматы, — попробовал я на свой страх и риск.

— По правде, мне не хватило тридцати трех очков до победы в региональном чемпионате, — ответил он и рассказал, что уже был чемпионом, но облажался на последнем турнире. Но все же занял пятое место в списке лучших игроков штата.

Сообщив еще несколько подробностей о своих шахматных успехах, он вернулся к анализу моей личности, сообщив мне, что мне недостает самоуважения, чтобы жить без наркотиков. «У меня тоже есть проблема, — сказал он. — Не буду вам врать. Когда я учился в Оксфорде, — он гордился фактом учебы в Оксфорде и вечно о нем трындел, — я иногда позволял себе косой перед тем, как встать утром».

Какой отчаянный!

— Это от англофилии, — услышал я свой вопрос, — или это просто вы сами по себе так пахнете? В смысле, без обид, но не принимать душ в Англии, может, и нормально, ведь там прохладно. Уверен, среди оксфордских мальчиков так принято. Но мы в Аризоне. Здесь жарко. А от вас реально воняет…

Это было правдой. Но все же… эта тирада было не просто опрометчивым и неуместным замечанием, она стала причиной, по которой моя отсидка в этом «вытрезвителе» прошла, мягко говоря, неприятно. Основной причиной. Хотя и подействовавшей не совсем так, как я ожидал.

Один из пунктов программы пребывания в ДП состоял в том, что каждое утро в восемь часов ты отправляешься искать работу. То есть, невзирая на трехзначную температуру, таскаешься туда-сюда по главным улицам в центре Феникса, тыкаешься в автосалоны, бутики одежды, забегаловки, магазины искусственных конечностей и прочие места, украшенные вывеской, и интересуешься, не желают ли там повысить свой статус, приняв на работу мою персону, обитателя реабилитации средних лет, автомат по производству ядовитого пота и на тот момент — в качестве особой характеристики — самого бледного человека в Аризоне.

На третий или четвертый день своего пребывания я покинул этот некогда очаровательный мотель, сел в автобус и, прокатавшись бесцельно с полчаса, очутился перед заведением под названием «Пленка и камеры Симсов». Едва я, пригладив патлы и подтянув штаны, переступил порог, как мужик, по-моему, не кто иной, как сам мистер Симс незамедлительно стал отпускать комментарии своим помощникам — видимо, младшим Симсам, симсятам — насчет того, как бы, будь его воля, эти генералы вместо того, чтобы кидать ядерные бомбы на порядочных граждан Юты, занялись бы Израилем. И чтобы всем было слышно, он произносил «Иизраааииилль».

— И пусть эти долбанные иизрааиильтяни бы мутировали. Я бы с удовольствием поглядел, как этих баранов трехногих разметает по пустыне… А с такими шнобелями, у этих сиимитов такой вид, будто они уже успели мутировать.

Мистер Симс убрал пару старых каталогов с камерами, лежавших перед ним на прилавке, затем обернулся к двум своим помощникам и подмигнул. Как ни странно, у старого жидоеда, примерно за шестьдесят, была густая седая волнистая шевелюра, в то время как его юные родственники начали рано лысеть.

— Так чем могу служить?

— Ум…хум?

Так вышло, что после его тирады о мутантах и шнобелях, я забыл не только, зачем сюда явился, а вообще, где я нахожусь.

— Только не говорите, что вы еще один фотокор… Вас таких, как собак нерезаных, я не прав?

— Папа, — одернул его один из молодых лысых Симсов.

Но великовозрастная Златовласка сделала вид, что никого не собиралась обидеть:

— Я к слову, сынок… И какая у вас камера, мистер ум…?

— Форд, — почему-то ляпнул я — наверно, потому что он рассчитывал услышать «Уайнбергер», — Джерри Форд, как президента. Вообще-то, я интересуюсь, не берете ли вы на работу. Я в городе на лето и…

— На реабилитации, — в унисон произнесли отец с сыном, переглянувшись и дружно закатив глаза.

— Нет, спасибо, — продолжил молодой хрен. — Мы не берем тех, кто на реабилитации. Пробовали раз. Не вышло. Спасибо, что зашли.

Та же сцена с вариациями многократно повторилась при моих ранних попытках трудоустройства. Сами понимаете, опыта успешно находить работу мне недоставало. Я же, в конце-то концов, был писателем. На хлеб себе никогда не зарабатывал…