- Боже, какая это всё глупость! – не выдержав, подскочила я и заходила по комнате, поглядывая на улицу. До заката около часа. Надо бы собираться домой. – Говорить о смерти, при всех этих обстоятельствах… она праздник, по сравнению с той жизнью, которая нам даётся! Всё слишком зыбко и неясно. Допустим, какой-то там Высший Небесный высоконравственный и чересчур моральный Владыка не даёт нам соединиться физически – и это в мире, полном свободного секса, разврата и тупых извращений! – но почему нам ни разу не довелось даже пожениться? Обвенчаться, дойти до алтаря, до ЗАГСа. Самое далеко зашедшее, что между нами было – это поцелуи!
- Я тоже обратил на это внимание, - согласился Лухан и встал с пола, подойдя к подоконнику. Он знал, что я скоро уйду и уже начинал томиться одиночеством и скучать по моему присутствию. Когда он приближался к источнику света, то становился ещё невидимее, лучи застили и он тонул в них. – В заднем флигеле особняка есть домовая часовня. Как ты думаешь, что если попытаться?..
Я остолбенела. Это то, чего я хотела сквозь века, но в этот раз… как обвенчаться с приведением? Пойдет ли на такое хоть один священник? Эта мысль поработила моё сознание.
- Давай разберемся с этим завтра? – испугавшись, что увлекусь и опять забудусь за удовольствием в компании Лухана, попросила я. – Мне пора, а после школы, как обычно, приду. И ты покажешь мне часовню.
* * *
Холодные плиты пола ухали под нашими… то есть, только под моими ступнями, выпуская под невысокий купол крылатое эхо. Заалтарный витраж пропускал цветные блики в проход между левыми и правыми рядами сидений, предусмотренных в католических храмах, смешивая розоватый и синеватый луч в фиолетовый, а между голубоватым и желтым светом образуя зеленые наплывы. Мы оказались между скамьями, пройдя неф с короткими колонками, которые и колоннами-то не назовешь, после присущей соборам колоннаде, виденной мною в других местах. Здесь было величественно и вместе с тем по-домашнему. Лухан остановился на шаг впереди, разглядывая деревянное распятие прямо по центру, с облезшей позолотой и двумя красными пятнами на теле Христа, из положенных четырех. Кровяные подтеки из краски на одной руке и под ребрами забрало время. Времени присуще забирать всё, кроме, как выясняется, любви. Я много раз задавалась вопросом, что же сильнее, жизнь или смерть? И вот, выходит, люди не всё знают о главных составляющих этого Космоса. Есть любовь, и плевать она хотела на временно-пространственные законы. Она не подчиняется измерениям, она вне их, выше их.
- Подойдем? – указал Лухан на алтарь, оставшийся без покрова, без каких-либо ещё принадлежностей. Пустая кафедра для проповедей перед паствой. Из стада только два невинных агнца, принесенных в жертву несовпадению. Я тронулась, и мы оказались там, где когда-то велась служба. Воображение подкинуло фоном грегорианское пение, оно бы подошло к случаю, если бы ещё и орган заиграл. Есть ли он тут? Я завертела головой, не находя.
- Знаешь, есть фильм, мюзикл и книга, кажется, «Фантом оперы», - заметив, что Лухан встал на колени перед алтарем, я повторила его действие. Он внимательно меня слушал. – Главная героиня думает, что имеет дело с фантомом, призраком, которого слышит, и даже иногда видит, но никак не может убедиться, что он существует. Но в конце оказывается, что он всё же человек, и иллюзией была его иллюзорность.
- К сожалению, это не наш случай, - с иронией заметил Лухан.
- Откуда знать? Что если однажды мы проснемся, и всё окажется совсем иначе?
- Скорее бы настал такой день.
- С другой стороны, - возводя взгляд к потолку, где остролистно упирались в свод скромные барельефы, рассуждала я. – Вдруг наша ситуация – это награда? Ну, смотри. Когда мы оба были живы, то кто-то один или оба запросто умирали. А теперь? Ты не заболеешь, не поранишься, не умрешь, - наивно сказала я, и незаметно помрачнела. Лухан проницательно угадал причину.
- Но ты всё равно не можешь знать, что я не исчезну, - изрек он. – Как и я, больше всего на свете боюсь, что с тобой что-то случится. Каждый раз, когда ты выходишь отсюда… мне хочется выть и биться о стены, но они не выпускают, не давая даже ощутить себя. Просто глухая защита, которая отталкивает.
- Ничто не длится вечно, - скорее призывая такую возможность, чем веря в неё, произнесла я. – Однажды всё изменится. Разве мы спешим? Нет. Мы будем ждать, пока что-то пойдет иначе.