Вечная сказка (СИ)

- Тебе так казалось, потому что ты не рассмотрел других, - засмеялась я.

- Я вообще ни на кого не смотрел, кроме тебя! – Лухан выпрямился, глядя, как я невольно пританцовываю, проигрывая что-то в голове. – Ты помнишь тот танец?

- Да, очень странным сейчас кажется… раньше так глупо танцевали! Но в этом было больше смысла. И никакого разврата. Ты стоял вот так, - я изобразила позу, намекая, чтобы он принял её. Лухан исполнил это. Я подошла ближе, и, выставив слегка ногу, опустила взгляд долу. – А я вот так.

- И ты так красиво переходила из одной позы в другую, - мечтательно следил за моими руками и ногами он. Я воспроизводила на память то, как танцевала около четырехсот лет назад. И у меня получалось. Лухан подхватил и задвигался вокруг, попадая в ритм, который мы оба воображали. – Я не мог оторвать глаз. И сейчас не могу.

- Ты, наверное, думал, что я полна грации. А у меня всего лишь на ногах были самые неудобные туфли на свете! О, этот кошмар прошлых веков! Высокая подошва, не позволяющая делать шаги быстрее, чем черепаха. Будто это на мне держится материк и я не должна шевелить спиной, чтобы не тревожить мир! И узкий подол. Да и сам размер туфель жал мне. Так ценился маленький размер ноги, что предпочитали деформировать её, ради моды.

- Да, я ничего этого не знал, но сейчас… ты не уступаешь той себе, - Лухан приблизился. Всё было так красиво и романтично, что обязано было закончиться поцелуем. Это столетия назад мы не могли себе позволить его, под множеством взоров, под тяжестью воспитания. А теперь преграды другие.

- Я хотела бы услышать ту музыку, - заметила я, остановившись. – Она играет у меня в голове. Ты слышишь её?

- Да, как будто это было вчера, - Лухан указал на рояль. – Ты умеешь?

- К сожалению, нет, а ты? – передохнув от па, которые вышли из памяти, я оперлась на инструмент, видя отражение Лухана в его полированной поверхности.

- Умею, но… я же призрак, - подошел он к закрытым клавишам и провел не чувствующей рукой по крышке.

- То-то и оно! – улыбнулась я. – Все призраки шалят такими выходками: играют на инструментах, грохочут, поднимают ветер и устраивают сквозняк. Ты пробовал?

- Играть? Нет, я пробовал открыть крышку, но никак… - он продемонстрировал мне десятикратно прохождение его тела сквозь весь корпус рояля. – Видишь?

- Да, но… а что, если суть совсем в другом? – я уселась на стул, задумчиво сопоставляя рояль и Лухана. – Ты говоришь без органов речи, слышишь без барабанных перепонок, видишь без внутренних нервов, подающих сигнал к мозгу. И хочешь устроить касание, не имея воплощенных рук именно ими? Нет, всё должно быть не так, - уставившись вплотную на возлюбленного, я ткнула в него пальцем на расстоянии. – Ты же это всё делаешь мыслями! Ты весь – это сила мысли и чувств. Ты сам сказал мне, что кроме любви у тебя ничего не осталось. Так сыграй же нам любовью.

- Любовью? – изумился Лухан. Постояв, он несмело двинулся и подошел к инструменту. Закрыл глаза. – Сыграть любовью… да, это самое сильное, что я чувствую. Может ли любви быть достаточно много, чтобы её концентрация ощущалась физически?

- Давай узнаем, - опершись на крышку локтем, я подложила ладонь под щеку и наблюдала за Луханом. – Вслушайся в музыку и повторяй за ней, повторяй, заставляя клавиши играть.

- Я не знаю, как это можно… - складки наползли на его лоб. Он напрягся. Его ладони витали над роялем. – Я не могу найти точку опоры… не чувствую клавиш… - он недовольно открыл глаза. – Это напрасно! Всё впустую.

- Лухан! – повелительно оборвала я его досаду. – Ты не попробовал толком! Как можно сказать, что напрасно? Попробуй ещё! Кто же вот так сдаётся?

- Ты думаешь, что возродить музыку проще, чем прикосновение к тебе?

- А почему бы и нет? Музыка так же призрачна, как и ты. Если её не играть, то её нет. Она неосязаема, - посмотрев на меня и не переборов мой взгляд, Лухан вернулся к роялю и опять закрыл глаза. – Не пытайся коснуться клавиш. Представь их, представь струны, по которым ударяют молоточки внутри… представь ноты, заговори с помощью них.

- Ноты… - он провел рукой по черной глади, замолчал. Красивое лицо замерло, и на нем всё обездвижилось, кроме едва подергивающихся губ. – Та музыка игралась не на клавишах, но ноты я помню… такие лиричные, и в то же время жизнеутверждающие… такие нежные и щемящие, такие… как лебединый крик… пронизывающие…

…Звуки. Из моей головы, они вдруг вырвались наружу. Я сама почти сомкнула веки, погружаясь в голос Лухана, но вынуждена была растворить их от удивления. Музыка вернулась. Она вторглась из прошлого в данный вечер и заиграла, сначала слабо, потом сильнее, храбрясь и заявляя о себе. Я посмотрела на рояль. Мелодия шла от него. Лухан стоял с закрытыми глазами, держа руки над роялем. Уголки губ дрожали судорогой, складка между бровей пролегла глубже. Это делал он. Он! Он мог как-то дать знать о себе, я знала, я надеялась! Я верила…

Ничтожный рингтон моего мобильного прорезался гадкой какофонией в музыку любви и она оборвалась. Вздрогнув, Лухан распахнул взор. Я поспешила ответить на телефонный звонок.