Я не заметила, как стала терять аппетит. Мне указала на это мать, потому что однажды я оставила на тарелке совершенно всё, встав из-за стола. Немного удивившись, я поняла, что это действительно так. В самом деле, вчера я недоела и на завтрак, и на обед, и на ужин. Сегодня же я не притронулась к еде вовсе, хотя мне казалось, что я ковырялась палочками. Завтра мы уезжали всей семьёй в деревеньку, где жили мамины родители, мои бабушка и дедушка, сделавшиеся мне такими же далекими и малоизвестными людьми, как их дочь. Как и подозревалось, едва начались каникулы, мать и отец предпочли увезти меня подальше отсюда, видя, что в моём сознании ничего не меняется, что всё чаще я ухожу в свои мысли. На выходных я включила старинную музыку и стала воспроизводить наш с Луханом танец. Я думала, что никого нет дома (мой ключ у меня забрали и теперь, когда они уходили куда-то, то я оставалась закрытой), но мать вернулась раньше и увидела меня за этим странным занятием. Посмотрев насквозь неё, я выключила музыку и села за уроки последней недели учебы. Чтобы попытаться адаптироваться к жизни без посещений особняка, нужно было забыть о Лухане, или хотя бы сделать вид, что забываю. Но мне это не удавалось. Если бы я могла хоть с кем-то поговорить о нем! Но всё держать в себе, лишенной его общества, без него, постоянно читая на лицах родителей «безумная!», «если бы её подлечить!», «спятила!». Называй человека свиньёй – он захрюкает. Мне стало страшно от того, что я могу поверить, что Лухан мне привиделся. Разубедиться в этом можно было только посетив дом за оградой, но этого меня лишили. Нет, я не дам себя убедить в том, что я ненормальная. Я не сумасшедшая! Это я повторяла про себя достаточно часто, чтобы держаться, чтобы знать, что Лухан не выдумка, не мираж, не моя личная паранойя. Кто прав: весь мир иль мой влюбленный взор?* Когда весь мир таков, каким я его вижу, то лучше я буду права, и противостоять ему, чем уподобиться… Лухан, если бы ты мог вырваться из тех стен!
- Боже ты мой! Как она у вас похудела! – вполне привычно для бабушки произнесла она, обняв меня с дороги. Предприняв последнюю попытку сбежать перед отъездом, я была отловлена отцом и он принялся кричать, что если я проделаю такое ещё раз, то он отправит меня в лечебницу, где я буду вольна сколько угодно выходить замуж за своих призраков, но покуда я его дочь и под его опекой, он не позволит мне продолжать сходить с ума. Ему казалось постыдным и неприемлемым моё поведение, он боялся, что о моих выходках узнают соседи и знакомые, что на нас начнут показывать пальцем. Он боялся чего угодно, только не того, чтобы я вычеркнула его из своей жизни, а для этого он сделал всё и, в первую очередь, не попытался понять меня и поговорить на равных, а не как с юродивой.
Конечно же, бабушке показалось, что я сильно похудела. Я плохо ела всего полнедели, просто жутко не высыпалась – не могла нормально спать по ночам, чувствуя, что кто-то плачет по мне и зовет меня, ждет моего возвращения. Я и сама изводилась, понимая, что узнав одну из главных тайн, что Лухан становится человеком, когда засыпает, я потеряла его, потеряла надолго, и оставалось молиться, чтобы не навсегда. Из-за всех переживаний у меня ввалились щеки и немного побледнело лицо – я видела это в зеркале, безнадежно желая, чтобы хоть раз в отражении мелькнул Лухан, но ничего не происходило.