Вечная тайна лабиринта

Эванс полагал, что в этом превратном представлении о лабиринте следует винить древних греков, которые ошибочно (и возможно, намеренно) опознали развалины, найденные ими на Крите, — «последствия эллинских дней», как написал об этом Эванс. Наглядный пример этой путаницы был обнаружен на том самом египетском лабиринтообразном орнаменте. (Такой узор из многократно повторяющихся прямых углов называется меандр и лабиринтом не является, так как не имеет центра, а всего лишь бесконечные повороты.) В какой-то момент, когда дворец был уже разрушен, но еще не «обнаружен» Эвансом, неумелая рука древнего человека пририсовала к египетскому орнаменту фигурки людей, как будто бы потерявшихся в лабиринте.

Эванс, впрочем, ничуть не уменьшил путаницу, когда и сам начал называть разрушенное место «лабиринтом» (правда, у него была своя собственная трактовка этого слова). Несмотря на то что настоящего лабиринта здесь никогда не было, писал он, слово «лабиринт» тем не менее вполне применимо к этой постройке. «Исходя из древних критских аналогов, лабиринт означает всего лишь священное место хранения labrys, или двустороннего топора, символического оружия минойского божества, поклонение которому отражено во многих частях дворцовых усыпальниц и многократно повторяется в качестве орнамента на его каменных блоках и колоннах». История, впрочем, не пощадила такую интерпретацию значения слова «лабиринт» и напрочь лишила значимости двусторонний топор — и как уже говорилось в первой главе, большинство ученых сегодня считают, что связь между labrys и labyrinth — как бы популярна она одно время ни была — существовала лишь в воображении Эванса.

Тесею и Минотавру в своем пространном четырехтомном анализе руин Эванс уделяет совсем мало внимания, но зато к теме танца ученый отнесся весьма серьезно. В его книге есть даже фотография современных (рубежа XIX–XX веков) критских исполнителей народных танцев.

Двусторонний топор, или labrys, — фрагмент настенной графики в Кноссе

Впрочем, начиная с «Илиады» танцоры и в самом деле появляются едва ли не в каждой версии событий при дворе царя Миноса.

В лирическом описании будничных сцен, украшающих чудесный щит Ахиллеса, Гомер упоминает «площадку для танцев», которую Дедал выстроил для Ариадны. А что, если эта самая площадка и была лабиринтом? Заложники и убийство человека-быка у Гомера не упоминаются, но зато приводится динамичное описание того, какие танцы тут устраивались[12].

Юноши тут и цветущие девы, желанные многим,
Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.
Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы
Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют;
Тех — венки из цветов прелестные всех украшают;
Сих — золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых.
Пляшут они, и ногами искусными то закружатся,
Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной,
Если скудельник его испытует, легко ли кружится;
То разовьются и пляшут рядами, одни за другими.
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно
Им восхищается; два среди круга их головоходы,
Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине.

Особенно оживленным описание танца в большинстве прочтений легенды становится в тот момент, когда Тесей и освобожденные им заложники по пути в Афины причаливают к острову Делос, самому маленькому из греческих островов. И там они празднуют свое освобождение плясками, имитирующими повороты и изгибы лабиринта — рисунок их пляски, вероятно, походил также на брачный танец журавлей. Он стал известен как «геранос», или журавлиный танец, и исполнялся на Крите вплоть до XX века. В некоторых версиях танцующие даже объединяются в цепочку, взявшись руками за платки, и эта цепочка символизирует собой нить Ариадны.