Читаем Вечная тайна лабиринта полностью

Другие лабиринты конца XX века были не так прямолинейны, как лабиринт в Арквиле, но их создатели, как и Эйртон, в большинстве своем были художниками, а не строителями. В 1970 году в поле люцерны в Уайтуотере, штат Висконсин, Деннис Оппенхейм использовал лабиринт, испытанный на лабораторных крысах, в качестве модели для строительства лабиринта из стогов сена площадью 600 футов на 1000, и затем загнал в него стадо коров. Коровы искали кукурузу. Задача, которую поставил перед собой художник, заключалась в том, чтобы пронаблюдать «поток тел через предписанную им конструкцию» и «передачу корма от животных, находящихся снаружи, животным, находящимся внутри». Художественный критик Люси Липпард увидела в этом «извращенную форму» похоронных игр, старой Троянской игры, которую Вергилий описывает в «Энеиде». Двадцать три года спустя в Лос-Анджелесе Роберт Ирвин, которому был заказан сад стоимостью восемь миллионов долларов, использовал лабиринт из трех соединенных колец в качестве центрального украшения. Но только этот лабиринт недоступен, никто никогда не сможет по нему пройти. Его стены состоят из азалий самых разных видов, помещенных в гигантский металлический цветочный горшок, который, собственно, и представляет собой стену лабиринта, ну а его «дорожки» наполнены бурлящей водой направленного сюда потока. В 2001 году в Нью-Йорке, в публичном саду Уэйв-Хилл высоко над Гудзоном Уилли Коул установил временный лабиринт без дорожки. Это был квадрат, состоящий из рядов по пятьдесят белых турникетов с разными надписями, на каждой стороне — своя, и все фразы здесь начинались со слов «все». Например, в одном месте было написано: «Все, о чем ты мечтал», а в другом: «Все, от чего ты краснеешь». Никаких размеченных тропинок тут не было, равно как не было и маршрута, тупиков или центра, — но у каждого турникета идущий мог остановиться, выбрать себе фразу по вкусу и двигаться дальше — к следующему турникету.

В конце 1980-х по Японии пронесся любопытный вид лабиринтного помешательства: меньше чем за пять лет здесь построили более двухсот деревянных лабиринтов с панельными стенами вместо живой изгороди, которые, не простояв и пяти лет, подвергались сносу. Проходить эти лабиринты нужно было на время, здесь устраивались настоящие соревнования, и напряжение, связанное с ограниченным временем, добавляло игре остроты, даже безумия. Люди, которые проходили лабиринт, в большинстве случаев пробегали его бегом: они спешили отыскать дорогу от башни до башни, перемахивая через мосты, делая отметки в своих «паспортах» на каждом новом объекте и отыскивая дорогу к выходу прежде, чем истечет выделенное им время. Имена новых рекордсменов и время, за которое они выбрались из лабиринта, вывешивались для привлечения новых участников. Чтобы помешать частым посетителям чувствовать себя в лабиринте как дома, стенные панели время от времени сдвигались и таким образом создавались новые маршруты.

Несколько подобных лабиринтов было построено и в США для привлечения туристов. Один появился в городке Пиджен-Фордж, штат Теннесси, но, как и следовало ожидать, большого числа посетителей там не нашел. Другой, под названием «У-У-Х!», с четырьмя башнями, шестью мостами, переброшенными через лабиринт, и сорокаминутным ограничением по времени, некоторое время просуществовал в Вакавиле, Калифорния, где в 1989 году его посетил Алекс Чемпион. Впоследствии он написал в своей книге «Земные лабиринты»: «Я думал, что, если забраться на один из этих мостов, обзор будет получше, но башни и мосты сами по себе этому препятствовали — типичный лабиринтный трюк: соблазнительное, но фальшивое сокращение дороги». Они с женой смогли вырваться из «У-У-Х!» только часа через полтора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вещи в себе

Порох
Порох

Аннотация издательства: Почему нежные китайские императрицы боялись «огненных крыс», а «пороховые обезьяны» вообще ничего не боялись? Почему для изготовления селитры нужна была моча пьяницы, а лучше всего — пьющего епископа? Почему в английской армии не было команды «целься», а слово «петарда» вызывало у современников Шекспира грубый хохот? Ответы на эти вопросы знает Джек Келли — американский писатель, историк и журналист, автор книги «Порох». Порох — одно из тех великих изобретений, что круто изменили ход истории. Порох — это не только война. Подобно колесу и компасу, он помог человеку дойти до самого края света. Подобно печатному станку, он способствовал рождению современной науки и подготовил промышленную революцию. Благодаря пороху целые народы были обращены в рабство — и с его же помощью вновь обрели свободу. Порох унес миллионы жизней, но самой первой его работой был не выстрел, а фейерверк: прежде, чем наполнить мир ужасом и смертью, порох радовал, развлекал и восхищал человека.

Джек Келли , Джо Хилл

Документальная литература / Боевая фантастика
Краткая история попы
Краткая история попы

Не двусмысленную «жопу», не грубую «задницу», не стыдливые «ягодицы» — именно попу, загадочную и нежную, воспевает в своей «Краткой истории...» французский писатель и журналист Жан-Люк Энниг. Попа — не просто одна из самых привлекательных частей тела: это еще и один из самых заметных и значительных феноменов, составляющих важнейшее культурное достояние человечества. История, мода, этика, искусство, литература, психология, этология — нигде не обошлось без попы. От «выразительного, как солнце» зада обезьяны к живописующему дерьмо Сальвадору Дали, от маркиза де Сада к доктору Фрейду, от турнюра к «змееподобному корсету», от австралопитека к современным модным дизайнерам — таков прихотливый путь, который прошла человеческая попа. Она знавала времена триумфа, когда под солнцем античной Греции блистали крепкие ягодицы мраморных богов. Она преодолела темные века уничижения, когда наготу изображали лишь затем, чтобы внушить к ней ужас. Эпоха Возрождения возродила и попу, а в Эпоху Разума она окончательно расцвела: ведь, если верить Эннигу, именно ягодицам обязан Homo sapiens развитием своего мозга. «Краткая история попы» - типично французское сочетание блеска, легкости, остроумия и бесстыдства.

Жан-Люк Энниг

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Романы / Эро литература
Роман с бабочками
Роман с бабочками

«Счастье, если в детстве у нас хороший слух: если мы слышим, как красота, любовь и бесполезность громко славят друг друга каждую минуту, из каждого уголка мира природы», — пишет американская писательница Шарман Эпт Рассел в своем «Романе с бабочками». На страницах этой элегантной книги все персонажи равны и все равно интересны: и коварные паразиты-наездники, подстерегающие гусеницу, и бабочки-королевы, сплетающиеся в восьмичасовом постбрачном полете, и английская натуралистка XVIII столетия Элинор Глэнвилль, которую за ее страсть к чешуекрылым ославили сумасшедшей, и американский профессор Владимир Набоков, читающий лекцию о бабочках ошарашенным студентам-славистам. Настоящий роман воспитания из жизни насекомых, приправленный историей науки, а точнее говоря — историей научной одержимости.«Бабочка — это Творец, летящий над миром в поисках места, пригодного дм жизни людей. Бабочки — это души умерших. Бабочки приносят на крыльях весну. Бабочки — это внезапно осеняющие нас мысли; грезы, что мы смакуем». Завораживающее чтение.

Шарман Эпт Рассел

Биология, биофизика, биохимия / Биология / Образование и наука
Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей
Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей

Яды сопровождали и сопровождают человека с древнейших времен. Более того: сама жизнь на Земле зародилась в результате «отравления» ее атмосферы кислородом… Именно благодаря зыбкости границы между живым и неживым, химией и историей яды вызывали такой жгучий интерес во все времена. Фараоны и президенты, могучие воины и секретные агенты, утонченные философы и заурядные обыватели — все могут пасть жертвой этих «тихих убийц». Причем не всегда они убивают по чьему-то злому умыслу: на протяжении веков люди окружали себя множеством вещей, не подозревая о смертельной опасности, которая в них таится. Ведь одно и то же вещество зачастую может оказаться и ядом, и лекарством — все дело в дозировке и способе применения. Известный популяризатор науки, австралиец Питер Макиннис точно отмеряет ингредиенты повествования — научность, живость, редкие факты и яркие детали — и правильно смешивает их в своей книге.

Питер Макиннис

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука