А тем временем на полу, раскинувшись по всей ширине самого просторного во всей Франции готического нефа, лежит одно из величайших чудес средневековой архитектуры. И если архитектура представляется читателю слишком специальной темой, то шартрский лабиринт можно с таким же успехом назвать одним из определяющих образцов средневековой мысли.
В храме, где почти нет скульптур, лабиринт — крупнейшее произведение из камня. Шириной немного больше 42 футов[17]
, лабиринт приближается по размеру (но не повторяет его в точности, как многие ошибочно считают) к массивному окну-розе, мерцающему поблизости, над внушительной западной дверью — главным входом в этот собор начала XIII века. В наши дни туристы часто останавливаются, чтобы взглянуть в бинокль на потрясающие детали окна, одного из старейших и великолепнейших в этой церкви, и не замечают, что стоят на предмете, достойном не меньшего почитания, — старейшем и крупнейшем христианском лабиринте во всей Европе. Ведь и в самом деле лабиринт, законченный, вероятнее всего, году в 1202-м, старее большей части здания, которое над ним возвышается.От современных туристов лабиринт укрывают тени, ряды стульев и желание всегда смотреть вверх, но средневековые паломники, которые приходили в Шартр, чтобы поклониться покрывалу Девы Марии, одной из самых ценных реликвий собора, не могли упустить его из виду.
На полу из бежевого известняка трудно не заметить круглый узор вулканического черного цвета, который занимает практически всю площадь нефа. Когда открывались огромные двери собора, послеполуденное солнце, вероятно, падало прямо на него. А стульев — этого отголоска Французской революции с ее духом эгалитаризма (возможность присесть для каждого, а не только для духовных лиц и аристократии) — тогда еще здесь не было. Неф во французских соборах был той частью, которая предназначалась для народа, он оставался открытым для всех и в любое время суток. Здесь заключались сделки, паломники часто здесь спали — порой даже вместе со своими животными. Со стен под окнами, может быть, и свисали поучительные гобелены, изображающие библейские сцены, но, в отличие от большинства европейских церквей, в Шартрском соборе в нефе никогда не было дополнительных алтарей или встроенных часовен. Здесь нет склепов и надгробных плит. Чтобы добраться до сияния свечей и золота главного алтаря, священным холмом взмывающего ввысь в дальнем конце восточной части здания, прихожане вынуждены были пройти по всей длине относительно аскетичного нефа. Прежде чем дойти до зоны священников и святынь — хоров и апсиды, — прихожане неизбежно встречали на своем пути лабиринт.
И тогда перед ними вставал выбор: обойти лабиринт по боковым нефам; перейти через него, что, возможно, само по себе несло какой-то священный смысл; или принять приглашение — войти в лабиринт (его путь начинался у западного входа в храм) и пройти по нему до самого центра со сценой языческой схватки — большого металлического диска, на котором изображен Тесей, побеждающий Минотавра, и наблюдающая за ними Ариадна. Центр, или цель шартрского лабиринта, очень просторный, почти в четверть диаметра всего круга, но диск давно исчез, он был переплавлен во времена французской революции. До наших дней дошли только шрамы — несколько разбитых болтовых отверстий. Но здесь, в нефе для прихожан, сцена на диске не имела отношения к языческой мифологии. Она представляла собой совсем другую поучительную аллегорию: герой Христос, ведомый девой, побеждает воплощение зла — рогатого дьявола. Вокруг того места, где раньше был прикреплен диск, изображены шесть больших округлых фигур, которые иногда принимают за лепестки цветов — лепестки розы, символического цветка Девы Марии. А иногда в них узнают привычный чертеж витражных окон — круглых, или так называемых роз. Ну а может быть, роза на полу — это роза ветров, диаграмма, которая встречается на картах (и морских компасах) и указывает восемь основных румбов? Или скопление шести лепестков символизирует шесть дней создания?
Роберт Ферре отмечал, что в пустующем нынче центре лабиринта остается как раз достаточно места для седьмого круга такого же размера, как внешние шесть. В средневековой нумерологии семь — священное число (многие люди, в особенности игроки, до сих пор считают его счастливым), в то время как одиннадцать — а именно столько кругов нужно пройти по шартрскому лабиринту, чтобы дойти до его середины, — считалось символом греховности, парадоксальным образом одновременно избыточности и неполноценности. Один французский архиепископ XIX века даже разделил мир на одиннадцать зон зла. Ведь одиннадцать — это и в самом деле на единицу больше, чем десять — знак законченности и число заповедей, которые Бог дал Моисею. И на единицу меньше, чем двенадцать — число, избранное самим Христом как количество его учеников.