Вечная жизнь Смерти

Звук в инфоокне выключен не был, но Чэн Синь ничего не слышала. Людское облако и весь город хранили пугающее молчание. Все глаза были устремлены в одну точку. Та часть города ничем не выделялась среди прочих: лабиринт улиц да ряды домов, как везде. Все ждали. В водянистом, холодном лунном свете лица людей казались бледными, как у призраков. Это зрелище напомнило Чэн Синь кровавый рассвет в Австралии 126 лет назад. Тогда ей казалось, что она смотрит на муравейник; и сейчас черное людское облако было подобно плывущему в воздухе рою летучих муравьев.

Где-то в глубине облака раздался крик. Сияющая точка появилась на городском экваторе, в том самом месте, куда все так пристально смотрели. Словно в крыше темного дома образовалась маленькая дырочка, в которую проникли солнечные лучи.

Именно в этом месте Европа VI пришла в соприкосновение с двумерным пространством.

Свечение быстро усиливалось, отверстие превратилось в горящий овал. Исходящий из него свет, разрезанный высокими городскими строениями на множество толстых и тонких лучей, озарил человеческое облако. Космоград напоминал огромный корабль, в днище которого образовалась пробоина, и теперь корабль тонул в море без глубины. Плоскость поднималась, как вода, и все, что приходило с ней в контакт, тотчас же становилось двумерным. Группы зданий подсекались ею, и их проекция в двумерном пространстве растекалась по плоскости. Поскольку сечение города было лишь малой частью всего сплющившегося убежища, большинство двумерных зданий распространились за оболочку космограда. Поднимающаяся и расширяющаяся плоскость напоминала огромный калейдоскоп: переливающиеся изумительными красками сложные тонкие узоры, едва проявившись, тут же разбегались в разные стороны, словно многоцветные фантастические звери. Так как в городе все еще сохранялся воздух, можно было слышать звуки, с которыми трехмерный мир схлопывался в два измерения – хруст, скрежет, треск, – словно город был отлит из хрусталя, и теперь его раскатывал в лепешку гигантский каток.

Плоскость наступала, и люди, висящие в воздухе, начали пятиться от нее; облако превратилось в занавес, который тянула вверх невидимая рука. Эта сцена напомнила Чэн Синь увиденную ею однажды огромную стаю птиц. Стая казалась единым организмом, слаженно меняющим направление полета в сумеречном небе.

Вскоре плоскость поглотила треть космограда и, лихорадочно мерцая, продолжала подниматься к оси – безжалостная, неостановимая. Некоторые люди начали падать на нее: одни по причине отказа индивидуальных двигателей скафандра, другие, потому что не видели смысла оттягивать неизбежное. Словно капли цветной туши, они в одно мгновение расплывались по поверхности, и каждый преобразовывался в уникальную двумерную фигуру. На одном из кадров крупным планом Чэн Синь и АА увидели влюбленную пару, устремившуюся вниз, не разжимая объятий. Даже после того как они стали плоскими, можно было различить две фигуры, прильнувшие друг к другу, – их позы казались странными, словно нарисованными неумелой рукой ребенка, не имеющего понятия о перспективе. На другом кадре мать, падая, подняла младенца над головой, чтобы тот прожил на одну десятую долю секунды дольше. Мать с ребенком тоже запечатлелись на этой гигантской картине. Плоскость поднималась, и ливень человеческих тел становился гуще. Двумерные фигуры заполняли переднюю часть полотна, а его края уходили за границы космограда.

Когда двумерное пространство достигло оси, большинство еще живых обитателей прижались к дальней от плоскости стороне убежища. От космограда оставалась теперь только половина, и люди, задирая головы «вверх», видели теперь не знакомые городские кварталы другой стороны, а хаотическое, двумерное небо, надвигающееся на еще остававшиеся трехмерными части Европы VI. Спастись через главный космический причал на северном полюсе стало невозможно, так что люди сгрудились в районе экватора, где располагались три экстренных выхода. Невесомая толпа устремилась к горам, окружающим выходы.

Двумерное пространство прошло через ось и поглотило солнца, но свет, излучающийся в процессе коллапса, делал мир еще ярче.

Послышался низкий свист: это воздух начал вырываться из убежища в космос. Все три экстренных выхода вдоль экватора, каждый размером с футбольное поле, были открыты настежь; за ними все еще существовало трехмерное пространство.