Но старый джадид сделал вид, что не расслышал вопроса. При всей своей комичности Заккария имел достаточно здравого смысла, чтобы по тону, которым заговорил Зуфар, понять его настроение. Заккария ничуть не походил на трагического злодея. Он напускал на себя простоватость. Ничто не говорило, что этот крашеный господин с ветхими своими рассуждениями о прогрессе и революции держит в своих руках судьбы многих людей. Ласковые его взгляды и елейные речи покрывали дела, от которых могло содрогнуться и очень сильное сердце. Зуфар вспомнил Хазарасп, вспомнил Лизу, пожарище, кровь, вспомнил Ороми Джон и пожалел, что не сдержался и заговорил среди врагов. Словно что-то толкнуло его в сердце. Он испугался за себя. Он понял, что ему обязательно надо жить, что ему нельзя не жить. А тогда осторожно! Он не хотел пропасть из-за этого болтливого старца с крашеной бородой, этого идейного мудреца, подторговывающего мешочками контрабандного опия, награбленными в кооперативе кипами московских ситчиков и серебряными и золотыми деньгами царской чеканки и готового за барыши порвать глотку и своим и чужим. Ну нет. Ни словом, ни движением мускулов лица нельзя выдавать себя.
Приняв решение, легко слушать и молчать. Да, молчать, даже если хочется кинуться в драку.
Осторожно Зуфар посмотрел на Джаббара, не понял ли он. Но тот мрачно жевал кусок мяса и не слушал. Он думал.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
К чему влечет сердце, того не оставит
оно, хотя бы загорелся мир.
А б у Н а ф а с
Вероятно, следовало бы подбирать для несения пограничной службы людей с подходящей к географическим, климатическим и этническим условиям страны наружностью. На севере или на западной границе, например, хорошо пограничнику иметь светлые волосы, мягкие черты лица, веснушки, а на юге густые черные брови, орлиный нос, карие глаза... Хотя бы для того, чтобы не выделяться среди местных жителей... Для пользы дела...
Петр Кузьмич, комендант Н-ской заставы, мог сколько угодно надевать кызылаякскую мохнатую папаху или бухарский халат, но за туркмена или за узбека при всем своем желании выдать себя не мог, несмотря на то что знал он по-узбекски, как узбек, по-туркменски, как туркмен, по-фарсидски, как перс.
А ведь по-русски Петр Кузьмич говорил с "володимерским" оканием, и весь он выглядел "володимерским": с круглым мягким лицом, пухлыми щеками, расплывшимся носом, белесыми бровями и волосами цвета льна. А глаза у него были голубые, какого-то нестерпимо василькового оттенка. Его все звали Урус.
Петр Кузьмич давно мечтал о карьере разведчика. Более того, он обладал природными качествами разведчика: наблюдательностью, незаурядным мужеством, хладнокровием, знанием языков, обстановки. Про него в пустыне говорили: "Видит на семь аршин под землей". Он скакал верхом на коне день и ночь без отдыха, стрелял без промаха, мог пройти пешком за сутки добрых шестьдесят километров, плавал как рыба... Что же еще? Он не боялся ни жары, ни холода, изучил сопредельные страны как пять своих пальцев... Знал обычаи пуштунов лучше, чем сами пуштуны, персов лучше, чем сами персы. Он был большим знатоком ислама, чем сам халиф мусульман. Разбирался в исламской догме тоньше, чем самые хитроумные муфтии, и мог спорить с ними на арабском языке, который он знал лучше, чем любой из них. И все потому, что Петр Кузьмич с юных лет мечтал быть разведчиком. Он готовился к этому. Он отличался незаурядными лингвистическими способностями. Он много и упорно учился.
В двадцать первом он, молодой, безусый, но боевой красный командир, отвоевавшись на всех мыслимых и немыслимых фронтах гражданской войны, явился в Наркомат обороны и попросился, как он потом сам рассказывал, в разведчики. Его проверили, ему задавали вопросы и удивились: он знал языки, страны, народы, обычаи. Это был готовый разведчик, но... Ему сказали о его наружности. Он с раздражением ответил: "А Лоуренс? Лоуренс разве похож на араба?"
Еще в пятнадцатом или шестнадцатом Петр Кузьмич, будучи солдатом царской армии, читал впервые о Лоуренсе, о его операциях в Аравийской пустыне против турок. Тогда он слышал только о романтической, так сказать, стороне деятельности Лоуренса... И первое, что он сделал, - с величайшим трудом раздобыл где-то учебник арабского языка Хошаба и "Персидско-французско-русский разговорник" Мирзы Абдуллы Гаффарова. Отсюда все и пошло...
В наркомате ни поразительные знания, ни воинские заслуги, ни горячее стремление Петру Кузьмичу не помогли. В разведку его не взяли. За границу его не послали.
Наружность! Слишком не восточная наружность... Ему предложили идти учиться в Военную академию.