Вечное "люблю" (СИ)

- Именно. Но речь не о том. Когда Федерико приехал, я снова увидела его таким, каким он давно не был. Мой мальчик уже года полтора, как научился прятать свою боль за улыбкой. Но тогда я увидела сына прежним. Я не понимала, что произошло. Не понимала, пока вы с Германом не приехали. Поверь, Федерико любит тебя. Любит так, как только можно любить человека.

- Тогда почему он так поспешно отстраняется, стоит мне только слишком сильно прижаться к нему?

- Ради тебя же. Мой сын, как ты уже верно заметила, очень благороден. К тому же, он обожает и боготворит тебя. Слияние всего этого образовывает в нем желание защищать тебя даже от самого себя.

- То есть, если бы он меня так не любил…

- … давно поддался бы на твои намеки. А то, что у вас до сих пор ничего не было, делает ему честь и говорит о неограниченной глубине его чувств к тебе.

Мое сердце снова запело от счастья. Любит… Федерико любит меня! Любит так сильно, что боится даже самого себя ко мне подпускать! И осознание этого факта заставляет меня летать.

- Но что мне делать? – спросила я, наконец. – Ждать, пока его паранойя уйдет сама?

- А она и не уйдет, – покачала головой Аврелия. – Эта, как ты сказала, паранойя, вызвана любовью Федерико к тебе. Она бесконечна и безгранична. Соответственно, паранойя тоже. Пока у меня будет только один совет. Подумай. Не сердцем, а головой. Только головой. Подумай и реши, действительно ли ты готова к переходу ваших отношений на новый уровень. Просто подумай, а потом скажи мне свое решение.

- Хорошо, – кивнула я. – А как Вы думаете, Федерико… готов?

- Я не думаю, а знаю, Виолетта, – улыбнулась женщина. – Это стало ясно очень скоро после того, как он встретил тебя. Его чувства к тебе – это больше, чем просто подростковое увлечение. Намного больше. Наверное, даже больше, чем просто любовь. Кроме того, Федерико и сам по себе очень рано повзрослел.

- Что Вы имеете в виду? – напряглась я.

- Не то, о чем ты сейчас подумала, – успокоила меня Аврелия. – Просто он уже довольно давно осознал, что должен быть для меня другом, защитником, надеждой и опорой. И он стал им. Я знаю, что мой сын всегда будет на моей стороне. Наверное, отчасти в этом виноват Герман. Он все время говорит Федерико, что тот должен быть сильным.

- Да, я понимаю, – тихо сказала я. – Папа рассказывал мне историю рождения Федерико. Его отец…

Я осеклась, потому что Аврелия вдруг стремительно переменилась в лице. Оно внезапно ожесточилось. Серьезно. На мгновение женщина даже, казалось, постарела. Когда же она заговорила, в голосе ее послышался металл.

- А отца, считай, у твоего парня, вообще, не было, – отчеканила Аврелия Гонсалес.

- Простите, – быстро извинилась я.

Мгновение прошло. Как будто щелкнул выключатель. Мать Федерико снова стала самой собой – ласковой, милой и доброй.

- Ну, что, – решила она, взглянув на часы. – Я сейчас приведу себя в порядок, и мы можем ехать на концерт. Как раз успеем к началу.

Она ушла в ванную, а я осталась сидеть на кухне, гадая, как можно так внезапно измениться, пусть даже был упомянут человек, о котором ты знать не желаешь…

====== Глава 21 ======

Мы в молчании доехали до школы Федерико на серебристой машине Аврелии. Я чувствовала, что женщина на меня вовсе не сердится, но завести новый разговор боялась. Вдруг снова мимоходом задену больную тему?

- Я, наверное, напугала тебя? – неожиданно спросила Аврелия, когда мы уже парковались.

Я смущенно взглянула на нее, но ничего не сказала.

- Не отвечай, вижу, что напугала, – сама же и отвечала мать Федерико. – Просто не упоминай больше о НЕМ, и все будет хорошо.

В то мгновение я впервые услышала в голосе этой удивительной жизнерадостной женщины боль. И тогда все стало понятно. Ее до сих пор мучает боль, которую причинил Иглессиас. И это нормально. Странным здесь можно назвать лишь то, что Аврелия Гонсалес осталась доброй, веселой, открытой, улыбчивой и жизнерадостной женщиной. Некоторые черты ее характера, к слову, унаследовал и сын.

- Хорошо, – согласилась я, наконец. – Еще раз простите меня. Больше такого не повторится.

- Все в порядке, дорогая, – ласково улыбнулась Аврелия. – Это ты меня прости. Зря я сорвалась…

- Это нормально, – возразила я. – После всего, что мне рассказал об этом папа, это абсолютно нормально. Я, вообще, удивлена, что Вы не замкнулись в себе, а остались таким же замечательным человеком, воспитавшим, к тому же, замечательного сына.

Женщина ласково погладила меня по плечу, и я, как это ни удивительно, почувствовала что-то знакомое. Что-то, что очень давно не чувствовала. Как будто какое-то ощущение из детства.

Лишь тогда, когда мы вышли из машины возле трехэтажного белого здания, я вспомнила. То же самое я чувствовала в далеком детстве, когда меня обнимала мама. Почему-то именно Аврелия Гонсалес смогла дать мне то же ощущение. Именно она ассоциировалась у меня теперь со словом «мама». Странно. Хотя, наверное, все дело в том, что она – мать человека, которого я люблю больше жизни.