Образ водоплавающей птицы в тюркской музыкальной традиции можно было бы объяснить ролью гуся (лебедя) как ездового животного шамана у сибирских тюрков. Шаман путешествует в трех мирах – нижнем, среднем и верхнем, а водоплавающая птица летает, плавает, ныряет под воду и передвигается по земле, поэтому ездовое животное шамана, которое изображает его музыкальный инструмент, превращается то в коня, то в гуся. Крылатый белый верблюд желмая, на котором ездят Коркут и Асан Кайгы, – это тот же видоизменившийся в степных условиях лебедь. К тому же лебедь с его длинной и гибкой шеей может заменять на символическом уровне змею.
Все это так, но интерес к водоплавающей птице у кочевников явно не исчерпывается шаманством и музыкальной традицией. Помимо тотемистических легенд можно вспомнить боевой клич степняков «иу», воспроизводящий крик гусей и лебедей, от которого даже произошел глагол «иулау» – «издавать боевой клич». Этот боевой клич не просто звукоподражание, слог «у» здесь является частью слова «ау» – «лебедь», да и взятый сам по себе он может означать «лебедь, птица вообще». С этим кликом, как говорят казахи, гуси в случае необходимости вступают в бой даже с соколом.
По мнению Т. Асемкулова, «гкку» – это фонетический вариант клича «иу», а знаменитая песня Ибрая, использованная в фильме «Кыз-Жибек», – это печальная песня-прощание с былым воинским величием.
Боевой клич степняков запечатлен и в образах древнерусского «Слова о полку Игореве», где русский князь постоянно сравнивается с соколом, а «поганые» половцы – с распуганными лебедями, и в словах многоопытной комендантши Василисы Егоровны в «Капитанской дочке» А. Пушкина: «Как завижу, бывало, рысьи шапки, да как заслышу их визг, веришь ли, отец мой, сердце так и замрет!»
Так почему гуси-лебеди? Объяснение, как мне кажется, нашлось в работе лауреата Нобелевской премии, одного из основателей этологии – науки о поведении животных Конрада Лоренца «Агрессия или так называемое зло» [107]
.Увлекательнейший текст, в котором биолог рассуждает о природных корнях и функции агрессивности у человека, для нас – потомков воинственных кочевников, возводивших свое происхождение к волку, гусям-лебедям, а также воронам (и даже галкам), – интересен еще и описанием поведения наших тотемов. Несколько страниц специально посвящены дикому серому гусю, тому самому, которого казахи называют «оыр аз», и его «триумфальному крику». Посвящены потому, что, во-первых, поведение серых гусей специально исследовала одна из учениц Лоренца, а во-вторых, серый гусь считается «самой агрессивной птицей»!
«Как мы знаем, существуют животные, которые полностью лишены внутривидовой агрессии и всю жизнь держатся в прочно связанных стаях. Можно было бы думать, что этим созданиям предначертано развитие постоянной дружбы и братского единения отдельных особей; но как раз у таких мирных стадных животных ничего подобного не бывает никогда, их объединение всегда совершенно анонимно.
Личные узы, персональную дружбу мы находим только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессией, причем эти узы тем прочнее, чем агрессивнее соответствующий вид. Едва ли есть… птицы агрессивнее гусей. Общеизвестно, что волк – самое агрессивное животное из всех млекопитающих; он же – самый верный из всех друзей» (К. Лоренц).
Только животные (и птицы) с сильной внутривидовой агрессией способны на длительные (фактически до конца жизни) персональные отношения – дружбу, любовь, верность, взаимопомощь и взаимоуважение. Иерархия в стае волков существует, но она настолько скрыта взаимной предупредительностью, что у ученых-наблюдателей возникает иллюзия полного равенства и демократии, установить иерархические отношения волков по ритуалу приветствия зачастую просто невозможно!
«Возникает особенно трогательный парадокс: как раз наиболее кровожадные звери – прежде всего волк, которого Данте назвал «непримиримым зверем» (bestia senza pace), – обладают самыми надежными тормозами против убийства, какие только есть на Земле…» (К. Лоренц). У волков существует абсолютный тормоз против агрессии, направленной на самок и детенышей, и собаками он унаследован от диких предков, а не привит человеческой цивилизацией!
Как тут не вспомнить казахский идеал мужественного воина, в мирной жизни обладающего «девичьим характером» («ыз мінезді»). Возникает соблазн воспринимать текст К. Лоренца как своеобразную апологию агрессивности! Ученый специально подчеркивает: «Анонимное стаеобразование и личная дружба исключают друг друга, потому что последняя – как это ни странно – всегда связана с агрессивным поведением. Мы не знаем ни одного живого существа, которое способно на личную дружбу и при этом лишено агрессивности».