Вечное невозвращение

— Не знаю. Если отпустят летом в отпуск, то скоро. Послушай, ты мне говорил, что где-то рядом с тобой Настя Евстигнеева живет. Как она там? Ты ее видишь?

— Настя умерла уже месяца полтора назад. Разве я тебе не звонил?

— Нет, не звонил. Отчего она умерла? — закричал Иннокентий.

— Что-то с сердцем случилось.

Юра что-то еще говорил, но смысл слов не доходил до Иннокентия. Он положил трубку и пошел в кухню. Там сел на табуретку и заплакал.

— Она не умерла. Она не успела вырваться. Я успел, а она не успела. Мне надо было спрыгнуть! Мы бы вдвоем спаслись.

Потом он немного успокоился и тупо уставился на дверную филенку со вздувшейся краской.

“Смерть — это действительно ребенок, играющий в шашки”, — подумалось ему.

Он встал и начал отдирать краску, которая тут же стала отваливаться целыми кусками.

— Пора делать ремонт. Десять лет уже прошло, как красили в последний раз.

Печаль разума

Орел сидел на краю толстой ветки, а он уже несколько часов никак не мог пробиться туда. Ветка оказалась сухой, только несколько крошечных волокон внутри еще были живы, и он пытался пройти сквозь них, но это плохо удавалось: все было мертвым, все цеплялось и задерживало. Он радовался тому, что орел до сих пор не улетел, иначе все труды были бы напрасны, второго такого случая могло не представиться много лет. Наконец он сквозь кору почувствовал орлиные лапы, покрытые древней толстой роговицей, местами стершейся до мяса, местами потрескавшейся, почувствовал острые когти, которыми орел обнимал ветку: — одни были обломаны, другие измазаны остро пахнвшей землей, перемешанной с кровью. Орел вздрогнул всем своим огромным телом и с возмущенным клекотом сорвался с ветки.

И вот он уже летит над широкой горной впадиной, с огромной высоты оглядывая лежащий внизу плотным ковром лес. Радость переполняет его — радость свободы, высоты, спокойного и величавого полета. Складывает крылья, бросается вниз, у самых деревьев снова расправляет их и летит вверх, что-то крича изо всей силы. Но тут же страшная боль пронзает грудь. Он теряет равновесие, начинает снова падать, еле успевая зацепиться за ветку и вскарабкаться на нее. Еще секунда — он провалился бы вниз, запутался в ветвях и если бы не сломал крылья, то все равно не смог бы выбраться из чащи.

“Вот почему орел так долго не улетал: он старый и полумертвый, в нем сидит болезнь, он, возможно, живет последние дни”.

Несколько часов он приходил в себя, потом неслышно снялся и поплыл огромной черной тенью туда, откуда давно доносились запахи дыма, пищи и чего-то еще — пугающего и притягивающего одновременно.

Мальчик уже подходил к дому, размахивая ведерком, в котором плескались три карася, как вдруг на помойке увидел странную тень на радиаторе заржавевшей автомобильной коробки. Он подошел ближе и вздрогнул: это был орел, старый, облезлый, с голой шеей. Орел сидел нахохлившись и смотрел на мальчика. Тому стало страшно, в наступающих сумерках орел выглядел ожившим привидением, но он пересилил себя и подошел поближе. Орел чуть дернулся, однако остался сидеть, по-прежнему не сводя с мальчика больших и, как тому показалось, печальных глаз. Мальчик вынул рыбу и бросил орлу. Тот опять дернулся испуганно, потом посмотрел вниз, на рыбу, и снова уставился на человека.

“Боится, — решил мальчик. — Я уйду, тогда он слезет”.

Он смотрел вслед уходившему мальчику и чувствовал, как силы оставляют его — гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Если он слезет за рыбой, то взобраться назад не сможет и станет легкой добычей собак.

“Да и что мне рыба, мне надо мяса, кровавого, дымящегося, чтобы погрузиться в него по самые ноздри, чтобы рвать его кусками, глотать, давясь и чувствуя, как тепло разливается по телу”.

Утром он упал с капота, попытался взлететь наверх, не смог и поковылял, цепляясь за землю крыльями, в ту сторону, куда ушел мальчик. Он был уверен, что маленький человек пожалеет его и вернется. Тот действительно вскоре появился, обрадовано улыбнулся орлу и кинул ему кусочек какой-то еды. Орел схватил его — это было что-то невкусное, жилистое и неприятно пахнущее. Он понял, что не сможет проглотить, кусок застрял в горле, перехватил дыхание, и он ткнулся головой в землю.

— Папа, папа! Иди скорей сюда! — закричал мальчик и схватил орла за крыло, пытаясь приподнять его голову над землей. Орел почувствовал тонкую кожу детских пальцев, пульсирующую под нею горячую кровь — такую тонкую кожу пронзить у него еще хватит сил.

— Ай! — закричал в испуге мальчик и бросил крыло.

— Что случилось, Роберт? — Крепкие мужские руки схватили мальчика за плечи.

— Он меня током ударил, — чуть не плакал Роберт.

— Кто? Эта дохлая птица? — мужчина пнул орла ногой, отчего орлиная голова на длинной сморщенной шее мотнулась в сторону.

— Давай его похороним.

— Зачем, бросим на помойку! Собаки сожрут.

— Нет, давай похороним. Я тебя прошу.

— Ну, хорошо, пойду за лопатой.