Вечное Солнце Припяти

Однако лучше бы мы ничего не предпринимали! Потому что на деле сделалось совсем жутко. Его звали Шевченко Григорий Викторович. Он был детским психотерапевтом в клинике на Сержанта Лазарева. 8 июня он целый день был в Киеве. Какие-то дела. На обратном пути, недалеко от поворота на Чернобыль, его машина вылетела на обочину и с чем-то столкнулась… А может сначала столкнулась и только затем слетела с дороги. С чем именно, не пишут. Точнее пишут, что «поблизости нет ни деревьев, ни столбов, ни каких-либо указателей…» Машина врезалась в ничто! Хотя по одной из версий, «виновник аварии попросту скрылся с места происшествия…»

Но я уверена, что это не так!

Он действительно врезался в ничто, точнее в нечто… И Славик со мной полностью согласен. В материалах «Дела№» — такое название так же придумал Славик — нет ни слова о тормозном пути или посторонних предметах, которые должны были бы остаться от другого автомобиля… Более того, Славик считает, что перед машиной Шевченко просто что-то возникло!..

Это жутко и глупо, но, как мне кажется, очень близко к истине.

Ниже прилагались тетрадные листы, исписанные неразборчивым почерком. Нам удалось определить лишь две вещи: помимо рукописного текста были выведены химические уравнения, а в конце стоял вывод, написанный отчего-то печатными буквами…

ТЕМПЕРАТУРА ГОРЕНИЯ АВТОМОБИЛЯ ПРЕВЫШАЕТ УСТАНОВЛЕННЫЕ ПРЕДЕЛЫ… в ЗЕМНЫХ УСЛОВИЯХ РЕАКЦИЯ НЕВОЗМОЖНА…

В этот момент я ощутила дрожь во всём теле… Собственно я и сейчас продолжаю её испытывать, так что с трудом вывожу буквы… Теперь я всё пишу под одеялом в свете фонарика… Мне кажется, антенны могут следить через окно… а возможно и сквозь стены.

Они воздействуют на меня именно через них!..

Славик сказал, что всё это очень странно. Мои сны «действительно имеют реальный подтекст». Непонятно одно: почему их вижу именно я и никто другой?..

Славик посоветовал держать ухо востро. Причём, как мне кажется, он, в первую очередь, обращался к самому себе…

(мне кажется, он боится, что со мной что-нибудь случится…)

Я тоже боюсь.

Мне страшно до потери пульса!

Мы всё же дочитали «Дело №…» до конца. По существу, чего-то значимого больше не было… По крайней мере, я ничего подозрительного не нашла… Не знаю, как Славик. Возможно, он догадывается о чём-нибудь ещё, просто не хочет запугивать меня ещё больше! В конце было напечатано: ««Дело №» передано в КГБ для дальнейшей проверки». Ещё стоял длинный номер и штамп «Совершенно секретно»…

Славик сказал, что мы вовремя успели. Более того даже странно, что «Дело №» до сих пор не было изъято из общего архива… Либо забыли, либо оставили специально…

Мы собирались было выбираться, но Славик наткнулся ещё на что-то… Это было ещё одно «Дело№» со штампом «Совершенно секретно».

Плавки двоих мальчишек нашли недалеко от станции…

Сегодня я решилась спросить у папы, зачем нашему городу нужны антенны. Он как-то странно хмыкнул и заявил, что это обычный ретранслятор. Благодаря ему, мы можем смотреть телевизионные станции Союза. Скоро построят ещё один ретранслятор за комиссариатом… Тогда качество сигнала будет намного лучше…

Я им определённо зачем-то нужна!..

Завтра я уезжаю. Брать с собой дневник отчего-то боюсь… Я оставлю его у Славика. Пусть спрячет так, чтобы даже я не знала, где!..»

10−11.12.2012 г. Украина. Чернобыльская зона отчуждения.

К селу Копачи выходим часам к двадцати. Я настолько выбит из сил, что неспособен даже просто поднять руку с часами, чтобы уточнить время… Помню, что когда я ещё мог это проделать, было 19:32.

Шли быстро. Порой, даже просто бежали! Особенно под ЛЭП, где запищали часы. Фон составил 110 мкР/час… и медленно рос. Волков тут же поторопил — нужно поскорее пройти открытый участок местности. Меня не пришлось долго упрашивать — достаточно услышать хищный шелест дозиметра, как ноги самостоятельно ускоряются вплоть до бега. Дальше всё угомонилось. На подходе к Копачам фон колебался в пределах 30–50 мкР/час, а в самом селе не превышал 25 мкР/час…

Заходим в мрачный ангар. Я просто не в состоянии смотреть по сторонам… Да и толку-то — кругом тьма. Выхватываю лучом фонаря стоящий у стены табурет. Валюсь на него, одновременно понимая, что не смогу больше сделать ни шагу! Даже если «вспыхнет второе солнце» Чернобыля!.. Даже если мир снова начнёт трещать и рушиться, я буду просто сидеть и ждать собственного распада…

Волков закрывает скрипучую дверь. Я морщусь от противного звука, который заглушает уханье загнанного сердца. Понимаю, что не могу отчётливо мыслить. Виски, такое ощущение, сейчас взорвутся… На языке горечь.

Жадно втягиваю морозный воздух — стараюсь восстановить сбившееся дыхание. Холода не чувствую. Ещё бы, за какие-то четыре часа мы отмахали приблизительно двадцать километров! Для Волкова и подобных ему — это может и плёвое дело! Только не для меня.

Ноги просто гудят — стараюсь не думать о мозолях. На плечах и вовсе не осталось живого места.