Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

— Твоя Нэтти! — отвечала она, и столько нежности и ласки было вложено в эти два слова, сказанные тихим, мелодичным голосом, что моё старое сердце задрожало в груди, охваченное до боли радостным сочувствием.

Она сделала какое-то резкое движение рукой, точно расстегивала воротничок, и, как мне показалось, сняла с себя шляпу с вуалью, а затем ещё ближе наклонилась к Леониду. Наступило минутное молчание.

— Значит, я умираю? — сказал он тихо тоном вопроса.

— Нет, Лэнни, жизнь перед нами. Твоя рана не смертельна и даже не опасна…

— А убийство? — возразил он болезненно-тревожно.

— Это была болезнь, мой Лэнни. Будь спокоен, этот порыв смертельной боли не станет никогда между нами, ни на пути к нашей великой общей цели. Мы достигнем её, мой Лэнни…

Лёгкий стон вырвался из его груди, но это не был стон боли. Я ушёл, потому что относительно моего больного уже выяснил то, что мне было надо, а подслушивать больше не следовало и было незачем. Через несколько минут незнакомка, опять в шляпке и в вуали, вызвала меня снова.

— Я возьму Леонида к себе, — заявила она. — Леонид сам желает этого, и условия для лечения у меня лучше, чем здесь, так что вы можете быть спокойны. Два товарища дожидаются внизу; они перенесут его ко мне. Распорядитесь дать носилки.

Спорить не приходилось: в нашем госпитале все условия действительно не блестящие. Я спросил её адрес — это очень близко отсюда — и решил завтра же зайти к ней навестить Леонида. Двое рабочих пришли и осторожно унесли его на носилках.

. . . . . . . .

. . . . . . . .

(Приписка, сделанная на следующий день.)

И Леонид и Нэтти бесследно исчезли. Сейчас я зашёл на их квартиру: двери отперты, комнаты пусты. На столе в большой зале, в которой одно огромное окно отворено настежь, я нашёл записку, адресованную мне. В ней дрожащим почерком было написано всего несколько слов.

«Привет товарищам. До свиданья.

Ваш Леонид».

Странное дело: у меня нет никакого беспокойства. Я смертельно устал за эти дни, видел много крови, много страданий, которым не мог помочь, насмотрелся картин гибели и разрушения, а на душе всё так же радостно и светло.

Всё худшее позади. Борьба была долгая и тяжелая, но победа перед нами… Новая борьба будет легче…

(1908)

Александр Куприн (1870–1938)

Александр Иванович Куприн родился в городе Наровчате Пензенской губернии в семье чиновника. После смерти отца семья переехала в Москву. Десять лет (1880–1890) Куприн провёл в закрытых военных учебных заведениях. Затем недолгое время служил подпоручиком в 46‑м пехотном Днепровском полку. Уже в 1894 году Куприн вышел в отставку, переехал в Киев и занялся журналистикой. В последующие годы сменил не менее десятка профессий: был актёром, псаломщиком, грузчиком, выращивал табак-махорку и т. д. Результатом поездки по заводам Донецкого бассейна явилась повесть «Молох» (1896). Широкая слава пришла к Куприну после того, как в одном из руководимых А. М. Горьким сборников «Знание» появилась его повесть «Поединок» (1905). Это было время тяжёлых поражений русской армии в русско-японской войне, время первой русской революции и жестокой переоценки всех прежних ценностей. В монологах Назанского, одного из персонажей «Поединка», можно увидеть набросок своеобразной утопии:

«Люди, ставшие богами, не будут обижать друг друга, и тогда жизнь будет прекрасна. По всей земле воздвигнутся лёгкие, светлые здания, ничто вульгарное, пошлое не оскорбит ваших глаз, жизнь станет сладким трудом, свободной наукой, дивной музыкой, весёлым, вечным и лёгким праздником».

В этой утопии преобладает установка на наслаждение как высшую ценность в жизни.

В последующие годы работал над большой повестью «Яма» (1‑я часть — 1909‑й, 2‑я часть — 1914–1915‑е), где отдал дань натурализму.

После Октябрьской революции Куприн сотрудничал в советских учреждениях, в частности, в издательстве «Всемирная литература», для которого перевёл «Дон Карлос» Шиллера.

Осенью 1919 года писатель неожиданно покидает родину. Почти семнадцать лет прожил он на чужбине — во Франции. В одном из писем к И. Е. Репину он писал в эти годы:

«Знаете ли, чего мне не хватает? Это двух-трёх минут с половым из Любимовского уезда, с зарайским извозчиком, с тульским банщиком, с владимирским плотником, с мещёрским каменщиком. Я изнемогаю без русского языка».

В 1937 году тяжело больной писатель вернулся на родину, вернулся, чтобы умереть на родной земле. Куприн скончался в Ленинграде 25 августа 1938 года.