Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

Вот гляжу я на вас — гордые, смелые, ровные, весёлые, — и горячей любовью зажигается моя душа! Ничем не стеснён наш ум, и нет преград нашим желаниям. Не знаем мы ни подчинения, ни власти, ни зависти, ни вражды, ни насилия, ни обмана. Каждый день разверзает перед нами целые бездны мировых тайн, и всё радостнее познаём мы бесконечность и всесильность знания. И самая смерть уже не страшит нас, ибо уходим мы из жизни, не обезображенные уродством старости, не с диким ужасом в глазах и не с проклятием на устах, а красивые, богоподобные, улыбающиеся, и мы не цепляемся судорожно за жалкий остаток жизни, а тихо закрываем глаза, как утомлённые путники. Труд наш то наслаждение. И любовь наша, освобождённая от всех цепей рабства и пошлости, — подобна любви цветов: так она свободна и прекрасна. И единственный наш господин — человеческий гений!

Друзья мои! Может быть, я говорю давно известные общие места? Но я не могу поступить иначе. Сегодня с утра я читал, не отрываясь, замечательную и ужасную книгу. Эта книга — История революций XX столетия.

Часто мне приходило в голову: не сказку ли я читаю? Такой неправдоподобной, такой чудовищной и нелепой казалась мне жизнь наших предков, отдалённых от нас девятью веками.

Порочные, грязные, заражённые болезнями, уродливые, трусливые — они были похожи на омерзительных гадов, запертых в узкую клетку. Один крал у другого кусок хлеба и уносил его в тёмный угол и ложился на него животом, чтобы не увидал третий. Они отнимали друг от друга жилища, леса, воду, землю и воздух. Кучи обжор и развратников, подкреплённые ханжами, обманщиками, ворами, насильниками, натравляли одну толпу пьяных рабов на другую толпу дрожащих идиотов и жили паразитами на гное общественного разложения. И земля, такая обширная и прекрасная, была тесна для людей, как темница, и душна, как склеп.

Но и тогда среди покорных вьючных животных, среди трусливых пресмыкающихся рабов вдруг подымали головы нетерпеливые гордые люди, герои с пламенными душами. Как они рождались в тот подлый, боязливый век, — я не могу понять этого! Но они выходили на площади и на перекрестки и кричали: «Да здравствует свобода!» И в то ужасное кровавое время, когда ни один частный дом не был надёжным убежищем, когда насилие, истязание и убийство награждались по-царски, эти люди в своём священном безумии кричали: «Долой тиранов!»

И они обагряли своей праведной горячей кровью плиты тротуаров. Они сходили с ума в каменных мешках. Они умирали на виселицах и под расстрелом. Они отрекались добровольно от всех радостей жизни, кроме одной радости — умереть за свободную жизнь грядущего человечества.

Друзья мои! Разве вы не видите этого моста из человеческих трупов, который соединяет наше сияющее настоящее с ужасным, тёмным прошлым? Разве вы не чувствуете той кровавой реки, которая вынесла всё человечество в просторное, сияющее море всемирного счастья?

Вечная память вам, неведомые! вам, безмолвные страдальцы! Когда вы умирали, то в прозорливых глазах ваших, устремлённых в даль веков, светилась улыбка. Вы провидели нас, освобождённых, сильных, торжествующих, и в великий миг смерти посылали нам своё благословение.

Друзья мои! Пусть каждый из нас тихо, не произнеся ни слова, наедине с собственным сердцем, выпьет бокал в память этих далёких мучеников. И пусть каждый почувствует на себе их примирённый, благословляющий взгляд!..

И все выпили молча. Но женщина необычайной красоты, сидевшая рядом с оратором, вдруг прижалась головой к его груди и беззвучно заплакала. И на вопрос его о причине слёз, она ответила едва слышно:

— А всё-таки… как бы я хотела жить в то время… с ними… с ними…

1906 г.

Приложение

Н. Ф. Фёдоров (1828–1903)

Николай Фёдорович Фёдоров был внебрачным сыном князя Павла Ивановича Гагарина и пленной черкешенки (по другой версии — крепостной крестьянки). Место его рождения неизвестно; по-видимому, одна из деревень Тамбовской губернии или Новороссийского края. Фамилию и отчество мальчик получил от крестного отца. Учился будущий философ сначала в Тамбовской гимназии (окончил в 1849 году), а затем в привилегированном Ришельёвском лицее в Одессе, который не окончил. Затем начинается длительный (целых 14 лет) период учительства в различных уездных училищах Липецка, Углича, Подольска и других городов, где Фёдоров преподавал историю и географию.

Николаю Фёдоровичу было уже сорок лет, когда он переехал в Москву и начал работать сначала в Чертковской библиотеке, а с 1874 года — в библиотеке Румянцевского музея (ныне Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина). Здесь Фёдоров проработал четверть века. Его называли идеальным библиотекарем, так как он знал содержание нескольких десятков тысяч книг библиотеки и каждому мог помочь найти нужную ему литературу. Фёдоров свободно читал почти на всех европейских языках и знал некоторые восточные. Лишь незадолго до смерти Фёдоров перешёл на работу в читальный зал Московского архива министерства иностранных дел.