Вечное возвращение

Заперев за Паволом дверь, Хозяин прошёл к себе. Там он (прекрасно в темноте видевший) затеплил свечу; свеча должна была выгореть за один час! Но он в добавок перевернул и песочные часы; они казались Перевозчику символом человеческого бытия: как песчинка за песчинкой иссякает твоё тело!

Можно было отодвинуть сроки: уронив часы на бок. Но возможно было и дерзнуть: собрать все персонифицированные песчинки бытия и пустить их в обратный путь; для этого всего-то и надо: перевернуть мироздание, счесть себя deus ex machina.

Перевозчик – не думал, почему всё в этом мире – «псевдо»: боги, демоны и даже люди (хотя именно из людей и выходят боги и демоны); Перевозчик – не считал, что живёт в аду (в котором даже какой-нибудь псевдо-Храбр может побывать в перевозчиках): просто – Хозяин Лесной Заставы знал свою функцию.

Знал, что у каждого есть функция. Достойно исполняя её, ты обретаешь псевдо-имя функции.

Как и всегда в таких случаях, он долго следил за бесконечным падением песчинок; потом – ему пришлось ещё дольше следить за грехопадением последней песчинки; потом – псевдо-Хозяин встал и неслышно прошествовал к запертой двери; он словно бы нёс перед собой догоревшую свечу (и даже оберегал ладонью угасший лепесток её пламени).

Отворив запертую дверь, он сразу всё увидел: мальчик убил змею, свернув её мускулистую шею; но – прежде он сам был змеёю укушен и вскорости погиб, так и не возвратив себе зрения.

Что же, боги (в окаменелой своей Неизбежности) могли усмехаться: так взошло над Заставою Черное Солнце!

Глядя на убитую змею, ничего не сказал Хозяин (в окаменелой своей Неизбежности), вместо этого подошел он к Паволу и, подняв бесполезную свечку к самому своему лицу и даже волосы бороды опалив (и от жертвоприношения этого тотчас дрогнули в пыльных углах зоркие тени богов), равнодушно он стал исполнять им обещанное.

Стал рассказывать он Паволу историю Дикой Охоты, пролегшую от Сотворения Мира и до нынешних дней.

– Любовь моя! – сказала Илье его добрая смерть. – Заметь, счастье Хозяина в том, что он пребывает в неведении: полагает, что говорит о Дикой Охоте именно (и только) тому, за кем она мчится. Тогда как самого Хозяина она (не) настигла уже давно.

Она помолчала, затем со значением (незначительные вещи и явления очень любят его себе придавать) продолжила (хотя именно к смерти такое слово не вполне применимо) и сказала:

– Любовь моя! Ты (для неё) тоже будешь отступник, как и давешний (что нам пыль столетий?) монах; так на что надеешься?

– Я пришёл говорить, – он имел в виду: «Во время напастей не ищи помощи человеческой. Не трать драгоценного времени, не истощай сил души твоей на искание этой бессильной помощи. Ожидай помощи от Бога: по Его мановению в свое время придут люди и помогут тебе». (Святитель Игнатий Брянчанинов)

– Как тот робкий поэт на мосту (собравшийся перебегать со своими версиями псевдо-Слова в Москву: дескать, только там его услышат, как в фильме «Волга-Волга»); Мир есть Речь, а вы – единственные и неповторимые версификаторы Мира? Смешно. Говорить, что от сути её обучения ты отошёл; но – убежав от неё в православие, ты взвалил много более тяжкую ношу: теперь весь путь твой – в сторону страха (как будто раньше было иначе); понимаешь, ты пришёл её поучать (православный, ты обязан её обучить: причём – живым примером), и результат твоего визита нам с тобою известен заранее.

Илья повторил:

– Я пришёл говорить.

– Вольно тебе! Сие означает, что ты явился (на овладение ею) права заявить и тем самым исполнить и её, и себя (я сказала бы, что исполнить судьбу, если бы судьба по сравнении с предназначенным вам не казалась пылью на ваших подошвах); но – в любом случае тебе предстоит ей себя предъявить таким, каков ты теперь. Известно, она воспримет это как попытку учить.

– Я пришел говорить не о зле или добре.

– Браво! Ты не пришел человеком: это шаг ей навстречу.

– Поясни! – молча крикнул бледный как смерть Илья (капли дождя на его лице или капли пота, не все ли равно: это капли повсеместно рассыпанной Леты), и его добрая (настоящая доброта состоит в беспощадном говорении правды) и симпатичная (помните ту милейшую девчушку?) смерть охотно его послушалась:

– Вам, людям, свойственно различать добро и зло лишь по отношению к маленькой своей человечности; вы, как бараны, уперлись в это умение различать! Меж тем это умение не пробуждает дух усыпленный; напротив, усыпляет дух бодрствующий, ибо в бесконечно переменчивом (тебе ли не знать) мире реалий это (якобы) умение (якобы) все разъясняет. Ваши боги – как демоны Максвелла (ведом тебе такой термин?), что паразитируют на этом делении, доводя его до наивозможнейшего абсурда; но – лишь в доведении до наивозможнейшего (как явления природы) состояния заключена их божественность.

Прочитав эту снисходительную лекцию, его смерть (умело скрывая корысть, ибо сегодня могла зайти речь о самом ее существовании) заговорила попроще: