Вечное возвращение

Хотя – ничего ведь не было даже в том, что на месте каждой песчинки оказывался высохший череп. Просто-напросто – такой он увидел эту нетленную тишину между слов (дуговую растяжку, пролегающую между миром сегодняшним и миром еще небывалым); оба эти (несовместимых) мира ожидали от него новых слов (словно бы эти слова у него были); но – смерти пора было встать во весь рост.

Казалось – (сейчас) он мог произнести Слово на языке, которому любой алфавит просто-напросто тесен. Казалось – она была готова ответить ему на этом же языке. Не смотря на то, что на его коленях сидит его смерть, а она сама (Великая блудница) раскинулась на коленях того, кто хотел бы (но никогда не сможет) стать её жизнью.

Заговорить он (почти) не успел, его вселенское намерение (даже претензию на намерение) перебили: девчушка подскочила как ужаленная! Не оставила (ещё) его колени, а словно ретировалась куда-то (оставшись на месте).

От самого телодвижения её (на миг) отвлекли.

– Здравствуйте, Леонид Викторович! – сказал молодой мужчина, просто подошедший к столу, где все они были собраны.

Все взоры обратились на говорившего (но – не на том языке и не те слова). Донельзя взволнованный встречей, молодой мужчина взирал на всю честную компанию горящими глазами; примечательно, его внешность была не столь усредненной, как у приглаженных морем своих тренировок валунов-рукопашников; но – явно стремилась к этому.

Что он немедленно и (с несколько вынужденной непринужденностью) подтвердил:

– Это удача моей жизни, встретить вас вот так запросто.

– А-а … Здравствуй, – вяло вымолвил кто-то один из компании (скорей всего, именно помянутый Леонид Викторович); прочие равнодушно промолчали, взглянув и тотчас отвлекшись.

Посторонний персонаж не смутился:

– Я хочу просить вас, Алексей Викторович. Я достоин заниматься в вашей группе. Будьте моим тренером. Испытайте меня.

– Испытать? – с непонятным (опять-таки) выражением вымолвил помянутый Алексей Викторович; причем – на Яну, присевшую на колени Стаса он не глядел. Но Илью с девчушкою разглядывал пристально.

После чего – непонятно оглядел человека, предложившего себя испытать. Чуть поведя головой, что-то там себе решая, причём – не относящееся к разговору. Что-то (любому Перевозчику) очевидное.

– Возьмётесь?

– Тебе всю жизнь придется называть меня учитель. Запомни.

Да, учитель, я хорошо запомню.

– Куда (и когда) приходить, знаешь.

– Знаю, учитель.

На этом разговор, перебивший Илью, завершился, и молодой человек ретировался; а что был он очевидный (разве что в будущем, не сейчас) ухажёр этой самой девчушки, а в дальнейшем и любовник, разъяснять не понадобилось – откуда бы иначе этот искатель Золотого Руна (как не из вероятного будущего) так легко на ватагу приближённых к Яне рукопашников вышел?

Так и хочется поиграть словом: чуть придвинувшись, ухо сожрал!

Причём – не случайно на ум пришёл подбор дружины аргонавтов (демоны Максвелла взялись за свои прялки): тотчас Стас (почти сам собою) как-то от Яны отдалился; она встала с его колен, и он и был ею отпущен.

Из кафе вышли чуть погодя и сразу же пошли очень быстро, почти полетели; все словно бы прочувствовали происшедшее; хотя! Ведь и слова говорившими были выбраны – не те, и произнесены были – не так; вот только времени (у всего миропорядка) – словно бы почти не осталось.

Он был от нее неподалеку. А когда соперник по имени Стас взглядывал на него, на губах Ильи появлялась мимолетная улыбка. Опять-таки обращенная не к этому случайному сопернику (а вот здесь он ошибся: нет в миротворении случая), попавшему в эпицентр сегодняшней встречи Стасу, а собственным мыслям.

Он думал: даже Стихии, войдя в человеческую плоть, должны оправдать и обосновать своё в ней пребывание; так же, как с Рождеством Богородицы: пока не родилась (совершенная) Скоропослушница, человек не мог принять в себя (всего) Бога.

А (до тех пор) женщина (дочь Евы) – не могла родить (всего) Бога. Потому и рожала бессмертных в смерть. Но и здесь он ошибся, поскольку (и прежде всего) – сам был сыном женщины.

Как иначе можно победить смерть, кроме как родившись (умерев) в неё?

Сейчас – вовсе не божественность малых богов и стихий (понимай, человеческих deus ex machina) заключалась в некий объем, именуемый городом Санкт-Петербургом и его Московским проспектом, и всей этой (выпавшей на нашу долю) Россией конца двадцатого века; он ошибался – ибо очень хотел ошибаться!

Бессмертие, облекшись в смертное, тем не менее тоже оставалось не более чем частью происходящего.

Все они шли по направлению к Технологическому институту. У метро рукопашники стали прощаться. Но Яна, тронув Илью за рукав, отступила от дверей, ведущих в подземное чрево:

– Тебе с ними не по пути.

– А с тобой? – бессмысленно спросил он, заполняя словами образовавшуюся неловкую тишину (такою вот разной она бывает, вестимо: разящей, чреватой, всеобщей); но – он с готовностью встал с Яной рядом.

При этом – без видимого усилия (как через павшую лошадь) он переступил загнанный взгляд Стаса и обратился к остальным: