Он отклоняется назад и подбирает ноги, взмывая к небу.
— Да, но ты помнишь, что мы делали, перед тем как заключили соглашение?
Я качаюсь взад и вперед, пока снег высыпается из цепей.
— Мы играли в правду.
Тормозя с помощью ботинок, он останавливает качели и поворачивается лицом ко мне.
— Так ты все же помнишь.
— Конечно, я помню. — Я закатываю глаза и кружусь один раз с выпрямленными ногами. — Это был день, когда ты заставил меня признаться, что я никогда ни с кем не целовалась раньше.
Его ухмылка становится шире.
— И день, когда я впервые тебя поцеловал.
Я сжимаю свою челюсть, чтобы не улыбаться.
— Только потому, что я была слишком наивна, чтобы увидеть, что ты играешь со мной.
— Мне было четырнадцать, — говорит он. — Я не играл с тобой. Мне просто было интересно, какого это поцеловать лучшего друга, потому как все остальные девчонки, с которыми я встречался, не делали многого для меня.
Я толкаю его ногу носком.
— Ты такой врун.
Он крестится.
— Сейчас я полностью правдив. Итан продолжал болтовню о его потрясающих интрижках, и я просто не понимал этого. Каждый раз, когда я был с девушкой, было чувство, что должно быть что-то большее.
Я сдерживаю смех.
— И тот поцелуй удовлетворил твои самые дикие фантазии?
— О да, — он надменно улыбается. — Я не мог перестать, целыми днями, думать о том, какие мягкие у тебя губы, — его глаза скрываются в тени. — Но что я, действительно, думаю, подлило топлива в мою одержимость тобой, случилось примерно полтора года спустя: я увидел тебя голой, расхаживающей по своей комнате.
Я тычу в его голень ногой.
— Ты не видел.
Он гордо улыбается и указывает пальцем на качели, на которых мы сидим.
— О нет, не видел. Эти качели не для того, чтобы на них лежать, помнишь?
Я позволяю качели качаться вперед и назад.
— Что ж, пока мы рассказываем правду, однажды у меня был неприличный сон о тебе.
В тусклом свете фонарного столба, его глаза сверкают как снег.
— Что конкретно происходило в этом неприличном сне?
Я качаю ногами, заставляя качели подниматься выше, когда отклоняюсь назад.
— Это секрет, который я никогда не расскажу.
— Я называю это фигней. — Он отталкивается, присоединяясь ко мне в небе. — Давай же, милая девочка. Ты знаешь, как долго я думал, что это односторонняя влюбленность?
Я смеюсь над собой, когда мои щеки пылают от воспоминаний о сне.
— Миша, это слишком неловко.
Он ловит цепь моей качели и прочно ставит ноги в снег, резко дергая нас, чтобы остановиться.
— Давай же, это сведет меня с ума.
Наши лица разделяют миллиметры, и его дыхание горячее напротив моих щек.
Смотрю в землю, мои волосы падают на часть моего лица:
— Мне приснилось, что у нас был секс на капоте твоей машины.
Он смахивает мои волосы назад, и взгляд на его лице говорит мне, что он увлечен.
— Ты была на спине или я перегнул тебя через капот?
Мои замерзшие щеки начинают пылать.
— Я была сверху на тебе на капоте.
Он потирает подбородок, низко смеясь.
— Мы сделаем это, пока мы здесь.
Я шлепаю его по руке.
— Предполагалось, что мы не будем спешить…и после того, что случилось в…
Он закрывает мне рот рукой.
— Вот почему я привел тебя сюда, чтобы сказать тебе правду. Ты должна понять, что я чувствую к тебе, и я подумал, что это хорошее место, так как именно здесь все и началось.
— Ты хочешь снова поиграть в правду?
— Я хочу снова поиграть в правду.
Мы смотрим на тихую улицу. Скоро праздники, и снегопад закрыл всех в окрестностях. Это хорошо, и это было моим любимым временем года, когда я была ребенком.
— Я делаю тебя несчастным? — вдруг спрашиваю я.
Он быстро качает головой.
— Никогда. Ни разу. Грустным, да. Несчастным, нет. — Он глубоко вздыхает. — У тебя было что-то с Блейком?
Моя голова резко поворачивается к нему.
— Это твой вопрос?
Он пожимает плечами.
— Мне нужно знать.
— Нет. Я даже никогда не думала об этом, — говорю я. — Что насчет тебя? У тебя было что-то с кем-то в дороге?
Он закатывает глаза, будто этой самый смешной вопрос, который он когда-либо слышал.
— Даже, когда я думал, что ты изменила мне, и хотел вернуться к своим старым привычкам, я просто не мог, — он останавливается. — Хотя, Наоми пыталась поцеловать меня.
Я сжимаю челюсть, когда злость сочится сквозь меня.
— Лила была права.
Он набрасывает капюшон себе на голову и засовывает руки в рукава.
— Насчет чего?
— Что Наоми неравнодушна к тебе.
— Вот откуда вся эта стервозность в Лос-Анджелесе?
Я киваю.
— Да, она нечаянно услышала, как Наоми поливала меня дерьмом.
— Почему ты ничего не сказала? — спрашивает он
— Потому что я доверяла тебе, — я пожимаю плечами. — И я не хотела начинать проблемы.
Он проводит холодным пальцем по моей губе, и это посылает дрожь по моему телу.
— Я хочу, чтобы ты была более честна со мной. Я не хочу, чтобы ты боялась говорить мне о чем-то.
— Ты скрываешь некоторые вещи от меня, — напоминаю я. — Потому что ты не думаешь, что я могу справиться с ними. И мне нужно научиться, как справляться с этим, в противном случае, взрывы неизбежны.
Он перемещает руку к подбородку.
— Как твои панические атаки?
Я сглатываю гигантский ком в горле.