Зиновий Евграфович не умел обижать людей и никогда не делал этого. А мог бы в назидание Наталье и ее молодой горячности рассказать, что еще тогда, когда ее не было на свете, он приехал работать в деревню и ему казалось, что он может и должен перевернуть мир, переделать всех людей, то есть сделать их лучше, чем они есть, приучить к культурной, цивилизованной жизни, будучи убежден, что достаточно читать газеты и книги, слушать радио и плевать на всякую собственность, даже если эта собственность — всего-навсего огород... Много позднее появилось понятие «цивилизованные варвары», а когда-то и Зиновий Евграфович, молодой и тоже горячий, считал, что не у земли и не в земле будущее человечества. Он мог бы рассказать, как его не понимали люди, которым он желал добра и только добра, и как он не понимал этих людей, мучился, что не понимает, и было время, когда он готов был плюнуть на все и вернуться к прежней городской жизни. Но однажды к нему зашел местный фельдшер, проживший сорок лет в деревне, и открыл простую истину: не бывает всеобщего благополучия, каждый понимает его по-своему, и всегда, во веки веков люди будут устраивать личную жизнь на собственный лад...
Нет, не стал Зиновий Евграфович рассказывать Наталье об этом, подумав, что либо она поймет сама, либо... Доказать нельзя. Именно потому и нельзя, что у каждого человека свое представление о жизни.
— Дело не в частной собственности, — сказал он. — Вы любите хорошую свиную отбивную? И я люблю. Андрей Иванович тоже не откажется. А кто подсчитал, сколько мяса, молока и овощей давали личные хозяйства раньше и сколько они дают, а вернее не дают, сегодня?.. Разорять всегда легче. Во имя ли новой жизни, во имя ли красоты. А может, и красота города в том, что он такой?.. Вообще же, Наталья Михайловна, не будем спешить. Генплан утвержден не во всех инстанциях, и мы еще поборемся за его пересмотр.
— Значит, материал не пойдет?
— Я не могу дать его, не обижайтесь.
Наталья ушла от редактора в растерянности. Кажется, она попала в какой-то заколдованный круг — что бы ни сделала серьезного, все не так. Кто же прав: Сергей со своим энтузиазмом и убежденностью, что Белореченск надо строить чуть ли не заново, или Зиновий Евграфович и те, кто прислал в редакцию письмо?.. Страшно не то, понимала она, что может оказаться на стороне неправых. Страшно то, что, в сущности, ей это абсолютно безразлично...
— Что нужно ЗЕТу? — поинтересовалась Колесникова.
— Ничего особенного, — ответила Наталья и подумала, а не спросить ли у нее, где бы она предпочла жить: в своем доме с огородом и хозяйством или в новом доме с удобствами.
— Вот холера! — воскликнула Ираида Александровна. — Ведь забыла накормить кур. Голова моя садовая. Старуха не догадается, сидит на печи, кости греет... Слушай, Наташка, я слетаю домой, а ты, если что, скажи, что я пошла в «Сельхозтехнику».
— По-моему, ты была в «Сельхозтехнике» вчера, — улыбнулась Наталья. Ее смешила постоянная ложь Колесниковой и неумение придумать что-нибудь новенькое.
— Тогда на молокозавод, ладно?
— Скажу, что ты у первого секретаря райкома.
— Что ты! Ни в коем случае.
Едва она убежала кормить кур, явился Володя. Он всегда появлялся, как только Наталья оставалась одна, словно специально выслеживал этот момент.
— Можно у тебя покурить? — спросил он.
— Кури, — разрешила она. И тоже закурила.
— ЗЕТ зарубил материал?..
— Зарубил, Володя. Да бог с ним. — Она вспомнила, что Володина семья тоже живет в собственном доме, и решилась. — Если бы вам предложили квартиру в новом доме, вы поехали бы?..
— Нам уже предлагали, — сказал он.
— Ну?..
— Отец категорически против.
— Но ведь он не любит заниматься хозяйством!
— Говорит, что все могут разбегаться после его смерти.
— А ты что думаешь?
— Я поехал бы, — признался Володя. — А вообще... Копыловы в прошлом году переехали, их дом снесли. Афанасий Петрович раньше не пил. Выпивал, конечно, но редко. А теперь хлещет напропалую! Делать, говорит, все равно нечего... Я понимаю, почему ты спрашиваешь об этом. Вот года два-три назад на рынке у нас всего было навалом, а сейчас не разбежишься... Черт его знает, кому как. — Он потушил окурок и встал. — Я зашел, чтобы взять обратно свои стихи.
Наталья отобрала два его стихотворения, чтобы поместить в газете, и была удивлена, что Володя решил забрать их.
— А в чем дело?
— Слабые они еще, недоработанные, — сказал Володя смущенно. И было видно, что думает он иначе.
Наталья не стала его разубеждать.
— Это верно, слабые, — согласилась она. — Но лучших-то нет. И никто их вам не пришлет...
У нее случайно вырвалось «вам», и она хотела бы, чтобы Володя не обратил на ее оговорку внимания. А он, кажется, обратил — посмотрел на Наталью как-то странно, пожал плечами и вышел...
ГЛАВА XXVII