Вечные хлопоты. Книга 2

— Ну, если так... — неуверенно проговорил он. — Поезжай, раз надо, я буду дома. Заодно посмотри мне футляр для очков.

— Посмотрю.

Про пальто дочке Клавдия Захаровна придумала на ходу, вообще-то она пока не собиралась справлять Тане демисезонное, а дело было в том, что Анатолий Модестович просил ее приехать в город. Просил уже в третьем письме и каждый раз сообщал место, где будет ждать: всегда на Московском вокзале у почтового отделения. Решившись повидаться с мужем, Клавдия Захаровна не могла признаться в этом отцу, потому что тогда бы пришлось объяснять, почему они встречаются вне дома, а объяснить это, не раскрыв правды об отъезде Анатолия Модестовича, она не могла тоже. Кроме того, она считала, что приезжать мужу домой пока не нужно. Дети немного отвыкли от него, реже спрашивают, когда он вернется из командировки, и Клавдию Захаровну устраивало более или менее такое положение вещей, ибо для себя она не решила окончательно, должна ли простить мужа или им лучше расстаться навсегда. Может быть, рассуждала она, он и просит о свидании, чтобы сказать ей о разводе. Мало ли!.. В письме не напишешь всего, а вот Зинаида Алексеевна уволилась ведь с завода следом за мужем и, говорят, уехала куда-то, поменяла квартиру. А что, если к нему?.. Ходили, правда, слухи, что она вышла замуж за военного, но люди могут и напутать. Либо она же и сказала кому-нибудь, что выходит за военного, чтобы запутать следы.

Впрочем, о возможном разводе Клавдия Захаровна думала со страхом и ругала себя, что призналась муку в том, что знает о его отношениях с Зинаидой Алексеевной. Вернее, о его отношении к ней. Не призналась бы, никуда бы он не уехал, и жили бы они тихо и мирно, как живут в покое другие.

* * *

Анатолий Модестович ждал ее и не ждал, потому что не было у него уверенности, что она придет на этот раз, и встреча их оказалась как бы и неожиданной для него.

Они не бросились навстречу друг другу, стояли, разделенные пространством, заполненным толпой, точно два островка, обтекаемые живым течением, пока не схлынула толпа, и только тогда Анатолий Модестович, поборов волнение и стыд, подошел к жене.

— Здравствуй, Клава.

— Здравствуй. — Она присматривалась к нему, боясь обнаружить какие-то незнакомые, чужие черточки, приметы в лице, в одежде, в манерах.

— Как добралась?

— А что мне? — Она пожала плечами. — Ты-то как доехал?

— Нормально.

— Ты по делам здесь?

— И по делам тоже, — соврал он. — Как ребята?

— Здоровые.

— А Захар Михайлович?

— Тоже. Все носится, бегает по каким-то общественным делам, дома почти и не бывает совсем.

— Это на него похоже.

— Еще бы! — сказала она. — И умрет, наверное, весь в хлопотах и в делах.

— У тебя все в порядке?

— Все в порядке. Пойдем отсюда, неудобно стоять посреди вокзала.

Вроде и говорить им было больше не о чем, как всегда и бывает, если сказать нужно и хочется много и важного, а не знаешь, с чего начать, как подступиться.

Они вышли на площадь.

— У тебя какие-нибудь дела? — теперь спросил Анатолий Модестович.

— Надо бы посмотреть материал Тане на пальто и футляр отцу для очков.

— Тогда в «Гостиный» пойдем?

— Все равно.

Шли они рядом, и Анатолий Модестович все собирался взять жену под руку, но никак не осмеливался сделать это. А когда переходили Лиговку, Клавдия Захаровна сама подхватила его — она всегда боялась переходить большие улицы, терялась, — и дальше уже так и пошли, и он приноравливался, сбиваясь с привычного шага, к ее мелкой и частой походке. А ему было это неудобно, мешала нога.

В первой же попавшейся аптеке они купили футляр.

— Сядем на троллейбус? — предложил Анатолий Модестович.

— Ой, опять переходить проспект! Лучше пешком.

И он подумал вдруг, что они никогда прежде не гуляли просто так по Ленинграду. Все годы, прожитые вместе, скользнули незаметно, в постоянной спешке и суете, а если и выбирались из дому, выкраивая свободный вечер, опять же спешили — в кино, чтобы не опоздать на сеанс, в гости, чтобы не являться последними... Редко в театр. Казалось, что так и должно, иначе не бывает, нельзя. Анатолий Модестович раньше с удивлением смотрел на супружеские пары — как правило, это были пожилые люди, — которые праздно прогуливались, смотрел и думал, что, наверное, им нечего делать. Неожиданно понял сейчас, что можно рука об руку идти по улице и молчать, но при этом испытывать удовольствие, явственно ощущая всю огромную полноту и красивость жизни. «Как мало человеку нужно, чтобы он почувствовал себя счастливым!» — подумал он, и тотчас явилось возражение: «Разве это так уж мало?..»

Людно и тесно было на Невском. В другой раз Анатолия Модестовича раздражала бы толпа и теснота, в которой приходится лавировать, чтобы не толкнуть нерасторопную медлительную старушку, не сбить с ног зазевавшегося ребенка, мамаша которого, повстречав знакомую, заболталась с нею, удерживая ее за пуговицу... Сейчас он не испытывал ни раздражения, ни неприязни к людям.

Ему было хорошо.

— Хочешь мороженое? — увидав лоточницу, спросил он.

— Хочу!

И снова Анатолий Модестович поймал себя на мысли, что никогда не покупал жене мороженое.