Борис Анатольевич на какое-то время действительно явился спасением для Натальи, потому что в нем было что-то непривычное, неожиданное, и это
По правде говоря, Наталью немножко злило это. Она часто смотрелась в зеркало, находила себя вполне привлекательной, даже красивой и никак не могла понять, почему этого не замечает Борис Анатольевич. «А может, — иногда испуганно думала она, — он не хочет замечать?..»
Так продолжалось несколько месяцев. Однажды Наталья затащила его домой, познакомила с дедом и с остальными родственниками, приехавшими на воскресенье. Борис Анатольевич произвел на всех хорошее впечатление, понравился всем, а после старик Антипов сказал ей:
— Выходила бы за него! Чего зря голову дуришь парню.
— Зря?.. — удивилась она. — Откуда ты взял это?
— Не слепой.
— Интересно... Очень интересно! В таком случае еще немножко подурю и, может быть, выйду. А тебе не терпится избавиться от меня?
— Дура! — обиделся старик Антипов.
— Я же пошутила, дедушка. Честное слово, пошутила!
— Пошутила!.. — повторил он. — Правнуков, — сказал, — хочется на руках подержать.
— Это-то дело не хитрое.
Возможно, Наталья и вышла бы замуж за Бориса Анатольевича, если бы он не откладывая сделал ей предложение. А он все не решался, и когда бы ему говорить о любви, когда бы открыть свои чувства, приласкать ее, он начинал рассказывать о небывалых переломах челюстей, о сложнейших операциях, которые делает его шеф, об успехах и неуспехах медицины вообще. Он читал лекции, и Наталья узнавала много нового, но вместе с тем и бесполезного для себя, вовсе не нужного ей. Это было скучно, и она замечала в Борисе Анатольевиче недостатки, каких не видела прежде. Он не уверен в себе, у него нет собственного мнения... Он готов идти в филармонию, хотя не любит и не понимает серьезной музыки, готов хвалить фильм, если его хвалят другие, с восторгом отзывается о книге, которую прочел его шеф... Наталью стала раздражать его манера снимать без надобности очки и протирать их полой пиджака, а ведь раньше это только смешило ее, не более...
Была ли это обида любящей женщины, оскорбленной недостаточным вниманием, или неприятие человека, случайно вызвавшего короткий интерес к нему, не оставившего ничего в душе, этого Наталья не знала, не могла и не умела разобраться. Она искренне жалела Бориса Анатольевича, думая о том, что ему тяжело приходится в жизни с его беспомощностью, беззащитностью и неприспособленностью. Он не даст сдачи обидчику, не растолкает толпу локтями, хотя бы толпа и состояла сплошь из подлецов. Когда ему наступают на ногу, он, краснея, говорит «ничего, ничего», даже не дождавшись извинений...
Может быть, рассуждала Наталья, сами по себе эти качества и хороши, по крайней мере, они показывают воспитанность человека, интеллигентность, однако жить-то он должен не только с теми, кто считает для себя неприличным наступать на чужие ноги и работать локтями, не обращая внимания на окружающих!
Все-таки мужчина должен быть сильным, уверенным в себе, способным, когда надо, на дерзкие поступки.
Своими сомнениями она поделилась как-то с Клавдией Захаровной.
— Трудно, Наташенька, давать советы в таких делах. Тебе жить. Ты любишь его?
— Не знаю, — призналась Наталья. — Иногда кажется, что люблю, а иногда он мне противен.
— Видишь, — сказала Клавдия Захаровна. — Подумай как следует, а потом уж решай.
Пожалуй, все-таки Наталья была увлечена, хотя и убеждала себя, что познакомилась с Борисом Анатольевичем специально для брата — пусть видит и не разжигает в себе ненужной страсти, — потому что и после возвращения Михаила в часть их отношения какое-то время оставались прежними. Возможно даже, что она вышла бы за Бориса Анатольевича, но случайность помешала этому.
У них совпали отпуска (вряд ли это было случайностью!), и Борис Анатольевич неожиданно предложил отдохнуть на теплоходе. Не на туристском, а просто так, купить билеты и плыть куда-нибудь. Предложение понравилось Наталье, и она согласилась...
У них была маленькая двухместная каюта, где едва-едва можно было повернуться, но очень уютная, чистенькая, с веселой цветной занавеской на окне, которое смотрелось на третью, верхнюю палубу. И это, пожалуй, было единственное неудобство: по палубе мимо окна целыми днями прогуливались пассажиры, наслаждаясь чистым воздухом и красивыми пейзажами.