Вечные хлопоты. Книга 2

А по вечерам они с Жуликом пили чай. Старик Антипов приучил к чаю и собаку. Жулик, поборов врожденное отвращение к этому непонятному и невкусному напитку, который испускал незнакомый, чуждый ему запах, честно выхлебывал свое блюдце, чтобы не обижать хозяина, не разочаровывать его. К тому же он видел, с каким удовольствием хозяин пьет чай и, может быть, думал, что это должны делать все.

Обычно после третьей чашки старику Антипову становилось жарко, он начинал потеть и слышал, как учащенно и громко бьется сердце.

Он отодвигал чашку в сторону и говорил:

— Стареем, брат, стареем... — Слова были всегда одни и те же, и Жулик привык к ним. — Сердце-то ишь как колотится! — Он не боялся этого, напротив, ему было необходимо слышать собственное сердце, чтобы не сомневаться, что оно по-прежнему работает. — Подумаешь, — вздыхая, продолжал он, — вроде много прожито, немало и сделано, а оглянуться назад почему-то страшно!.. С чего бы это, а?..

Здесь и Жулику делалось немножко страшновато. Он напрягался весь, прислушиваясь к шорохам и скрипам, к ветру, шумевшему за окном, однако не улавливал среди привычных, знакомых звуков ничего подозрительного, чужого, что было бы достойно внимания, и он удивленно смотрел на хозяина, не понимая, отчего ему страшно.

А старик Антипов не понимал удивления Жулика.

— Ну что?..

Жулик вилял хвостом, ласкался, скулил радостно, объясняя, быть может, что вокруг все в порядке, бояться нечего, можно спокойно допивать чай, заканчивать разговоры и отправляться спать.

— И тебе, брат, скучно? — Он гладил собаку, чесал за ухом, позволяя разок-другой лизнуть лицо.

Жар постепенно отступал, сердце, отдохнув, не билось уже так часто и гулко, и старик Антипов снова принимался за чай. За вечер, с передышками, он выпивал двухлитровый чайник.

Иногда забегала Надя Кострикова или заходил ее муж Борис.

Честно говоря, он не любил и не поощрял этих посещений, догадываясь, что они приходят по необходимости, скорее всего — по просьбе Клавдии, чтобы проверить, жив ли он. К тому же Борис обязательно приносил с собой выпивку, и старик Антипов знал, что эта поллитровка относится на его счет. Не в смысле денег, нет. Просто когда Надя начинает ворчать на мужа, Борис наверняка отговаривается тем, что выпивал он с Захаром Михалычем, а сам, между прочим, уже приходит навеселе! Но не это главное, почему он не любил, когда его навещали Надя или Борис. Главное, что с ними тесно связано собственное прошлое, ушедшие безвозвратно годы... Он ведь замечал, что и Надя с Борисом, бывшие совсем недавно молодыми, приближаются к тому возрасту, когда люди для молодых делаются пожилыми. И, замечая это, еще острее и болезненнее сознавал свою старость...

Иногда он не выдерживал и ругался на Бориса.

— Какая тебе радость в бутылке? Праздник там, гости пришли или горе случилось — это понятно, в такой момент мужику не грех выпить, а в будний-то день зачем?

— Я же не часто, — оправдывался Борис.

— Часто или не часто, не в этом дело. Без надобности, вот что плохо.

— Получка сегодня была.

— Получка — это для семьи праздник. Вот и принес бы Надежде цветов, детям что-нибудь... — Сам старик Антипов никогда не отмечал получку выпивкой. — А, ну тебя!.. Пей, раз душа просит.

Но и ругался он не от досады, не оттого, что боялся за Бориса, которого после смерти Кострикова считал чуть ли не родственником, а чтобы он приходил пореже, не напоминал бы своими посещениями о старости и немощи, которые требуют постоянного присмотра...

— Скажи ты мне, — обращался он к Жулику, — зачем люди родятся на свет?.. Чтобы потом помереть?.. Не должно бы... Явился человек на свет, наследил, исковеркал, извел, что мог и успел, и — помер! Хлопотал, суетился, работал, ел, пил, но какой в этом смысл?.. — Он тяжело вздыхал. — Должен быть смысл. А раз должен, значит, и есть... Тут смотря куда и как повернуть наши с тобой мысли. Почему, например, исковеркал, извел?.. Ведь и построил много, дал жизнь другим людям, чтобы и они могли строить, украшать землю... Вот и мы с тобой построили этот дом, деревья насажали, цветы...

Думать именно о доме было тяжелее всего. Строили дом — счастлив был старик Антипов. Надеялся, что не просто дом строит, а семейное, родовое гнездо... Но семья развалилась, нет больше ее, и с отъездом Натальи он окончательно понял, что как раз дом, гнездо, любовно свитое им, никому не нужно...

Клавдия напрочь отрезанный ломоть. Ни она, ни внучка Татьяна не вернутся сюда, это ясно. Глядишь, зятя еще и в Москву переведут, быстро он поднимается вверх. А их наезды по выходным дням ничего не меняют, потому что приезжают-то они в гости, и для них это не дом вовсе, но приют для отдыха, вроде как дача или, того хуже, не очень приятная обязанность, которую выполняют не оттого, что хочется, — так велит долг...