Утром, прежде чем идти на завод, Анатолий успел забежать домой.
Во рту было сухо, липко. Дрожали руки, трещала с похмелья и от бессонной ночи голова. Он был противен самому себе...
Клава сидела на кухне, укутавшись в старый шерстяной платок. По ее изможденному лицу и заплаканным глазам не трудно было догадаться, что и она не спала.
— Прости, пожалуйста... — останавливаясь в дверном проеме, тихо сказал Анатолий. Более ласковых, нежных слов он произнести не смел. — Все так неожиданно получилось...
— Что, что получилось-то? — Она смотрела на него, а по щекам текли слезы.
— Понимаешь, Николай Григорьевич и Ван Ваныч затащили, а я никак не мог предупредить...
— Разве в этом дело?.. Я тут чуть с ума не сошла, все передумала, а ты!.. — Она уронила голову на стол и зарыдала. Плечи ее вздрагивали.
— Хватит нюни распускать! — раздался голос Антипова.
Огромных усилий стоило Анатолию повернуться лицом к тестю. Но он повернулся и не отвел взгляда.
— Ну, здравствуй, зятек! — сказал Захар Михалыч.
— Простите, если можете.
— Насчет прощения ты свою совесть спроси. А ты, — обратился он к Клаве, — перестань реветь! Видишь, жив-здоров твой муженек.
— Это в первый и в последний раз, — сказал Анатолий.
— У нас таких разов не бывало ни первых, ни последних. Подумай об этом. Клавдия, накорми мужа и ложись спать.
— Сейчас... — Она поднялась, пошатываясь, с табуретки.
— Вы, наверно, подумали, что со мной что-нибудь случилось? — догадался спросить Анатолий.
— А что же, по-твоему, мы должны были подумать? — усмехнувшись, сказал Антипов.
— Я был вместе...
— Это никого не интересует, где ты был, с кем и что делал.
— Кашу с молоком будешь? — спросила Клава.
— Какая каша! — Захар Михалыч поморщился презрительно. — Стопку налей, человеку похмелиться надо.
— Нет, нет! — Анатолий отпрянул в сторону.
— Чего уж нет. Голова-то разламывается небось?.. Я припас, решил, что вместе, по-семейному отметим твое повышение по службе.
Антипов повернулся и вышел прочь.
Клава бросилась к мужу.
— Толенька, милый, как же ты мог?! Отец все милиции обзвонил, даже морги!..
— Сам не знаю.
— Радость такая, а ты... — всхлипывала она, — Дом отцу предложили строить...
— Дом?
— На берегу реки участок дают. И ссуду... Садись, накормлю. А то еще на работу опоздаешь. Ох, непутевый ты у меня!
Клава скоро забыла эту неприятную историю — в молодости, и особенно когда любишь, все быстро и легко забывается. А Захар Михалыч не забывал. Он не показывал вида, что оскорблен, нет. В конце концов, достаточно прожил на свете, многое повидал и понял, чтобы придавать слишком уж большое значение случайному эпизоду, — жизнь, бывает, преподносит сюрпризы похлеще, — однако в душе его зародилась неприязнь к зятю, настороженность, как если бы он ждал: что еще произойдет?
Не важно было для Антипова, в чем именно провинился Анатолий. А важно, что провинился вообще, не сумел уберечь чистоты и авторитета Антиповых.
Разумеется, на другой же день ему стало известно, у кого в гостях был зять. Об этом доложила ему нагревальщица тетя Маша, которая знала все и обо всех.
— Подумать только! — посочувствовала она Антипову. — Вот неприятность-то какая...
— Ты это про что?
— Про зятя твоего, про что же еще! Говорят, — она перешла на шепот, хотя никто их не слышал, — что он ночевал у какой-то бабы?..
— И ты с ним была? — насупился Антипов.
— Бог с тобой! — Она замахала руками.
— А если не была, какого лешего языком мелешь?!
— Люди же говорят.
— Мне плевать, что́ говорят люди! Ступай, ступай! — Он ждал, что зять сам расскажет ему обо всем, надеялся на это и обрадовался искренне, что не ошибся.
В выходной они отправились смотреть выделенный для строительства дома участок. Место было прекрасное: река здесь как раз делала резкий поворот, и потому участок омывался водой с двух сторон. Прежде здесь уже стоял дом, разрушенный в войну, — сохранился фундамент и кусты малины. Клава с Наташкой залезли в эти заросли малины, а Захар Михалыч с Анатолием вели деловой разговор.
— Что ж, парень, лучшего места, пожалуй, не найти. Поднимем, как ты располагаешь?
— Поднимем.
— Ну и ладно, раз так. Значит, будем строиться.
Вот здесь Анатолий и открылся тестю, рассказал все, как было. Не скрыл и того, что провожал сестру Артамоновой, почему и опоздал на последний поезд.
— Ладно, — сказал на это Захар Михалыч. — За откровенность — молодец. Знаю, что случайность... И все, точка!
— Спасибо.
— Забот нам теперь надолго хватит. До Нового года обещались никого не подселять в квартиру, так что надо успеть с домом. Фундамент, считаешь, годится?
— Вполне!
— Уже полдела.
— А раньше здесь чей дом был?
— Поповы жили, — вздохнул Антипов.
— А они где?
— Не осталось никого. Сам Иван Прокофьич на фронте погиб, Мария Авдеевна накануне воины померла...
— Это на ее могилу вы дощечку заказывали?
— На ее. Двое детишек у них было, тоже погибли, когда в тыл увозили. Крепкая семья была!..
Прибежали Клава с Наташкой, обе радостные, возбужденные. И не подумаешь, глядя на них, что одной едва четвертый годик пошел, а другая сама готовится стать матерью...
— Все облазили-осмотрели? Тогда двинулись, — позвал он.