Вечные хлопоты. Книга первая

— Видишь, ненароком и бога вспомнил. — Она закурила с удовольствием. — Э-хе-хе!.. Вот на образа, замечаю, смотришь. Посмотри, полюбуйся. Людьми и с людей же писаны они, потому как человек — он и есть бог и спаситель. А что женщины, бабы, ко мне гадать идут, судьбу свою узнать желают, нам ли с тобой судить их за то, подумай!..

— Я не сужу, — смущенно возразил Антипов.

— А судил, судил! Жену, царство ей небесное, ругал. И не перечь, знаю. Скажу тебе так: бабе что? Ей покою хочется, чтобы все хорошо и ладком было, чтобы сын ли, муж ли прежде нее не ушел на тот свет. Ведомо, ведомо ей, что все уйдут. А пусть, думает, я наперед, после они... Твоя-то за невестку душой болела. За себя — нет! Она еще приходила, травы я ей давала, да все равно не помогло. И нельзя было помочь, болезнь такая. Доктора говорили тебе?

— Говорили.

— От трав моих, не подумай, вреда не было. Боль от них тише делается, а вреда нет. — Она выкурила папиросу, сильно, по-мужски вдавила окурок в пепельницу, которую незаметно как-то поставила на стол. — Женщина она была добрая, ласковая. Да ведь злые ко мне и не приходят. Они о себе заботу имеют, а я таким не помощница. Небось думаешь, что людей обманываю, сказки им рассказываю, чтобы самой прожить в безмятежности...

— Я так не думаю, — искренне сказал Антипов.

— И слава богу, коли не врешь. Когда человек покоя ищет, он его обрящет. Один в стакане с вином, другой и в смерти грешной... А откуда мне знать, к чему бы там во́роны снятся или собаки? Снятся и снятся, а я говорю — к добру, к радости! Солгу маленько для успокоения человеческого, потом у бога прощения попрошу... Ты, если не жаль, оставь мне несколько папиросочек. Душистые они больно, вкусные.

— Возьмите все, — с радостью согласился Антипов.

— Все не надо.

— У меня есть.

— Есть, да не в кармане. — Она взяла из пачки три папиросы. — Мне и хватит пока. Я редко курю. Может, хороший человек заглянет, угощу.

— Могилу вам когда можно будет показать? — спросил Антипов, поднимаясь. Отчего-то ему было совестно, и он спешил уйти.

— А чего ее показывать? Сама знаю не хуже твоего. В третьем ряде под кривой сосной. Красный столбик и звездочка. Да ведь там и написано.

«А я не заметил кривой сосны!» — подумал Антипов.

— Я оставлю вам немного денег, а потом присылать буду... — Он полез в карман за бумажником.

— Окстись! — прикрикнула бабка Таисия сердито. — Не понял. Ничего не понял!.. — Она укоризненно покачала головой. — Не вразумила, значит, не сумела. Ну, бог тебя вразумит, ступай себе.

— Простите, если обидел. Я хотел как лучше. Заботы ведь не маленькие...

— Какие заботы! Мертвому что надо? Чтобы кто-нибудь навестил, и ладно. И то не ему это, живым... Езжай спокойно и кланяйся Ленинграду. Великий, великий подвиг совершен твоими земляками. Гордись и помни это. И внучку береги, о ней твои заботы теперь, о ней...

— Спасибо, — сказал Антипов.

Бабка Таисия вышла проводить его во двор. И все смотрела на него, точно ждала, что он еще что-то скажет...

— Я вот что хотел... — Он колебался.

— Ты смелее, смелее! Мужик же.

— Понимаете, жена была верующая, а я...

— Панихиду чтоб я отслужила хотел попросить? — усмехнулась бабка Таисия, довольная. — Отслужила уже. Сегодня вот как раз и отслужила...

Антипов кивнул на прощанье и, пригнув низко голову, пошел со двора.

* * *

На другой день после приезда отца Клава была на дежурстве. Поздно вечером в сестринскую, где она отдыхала, неожиданно пришел Анатолий.

— Что-нибудь случилось?.. — встревожилась Клава.

В последние дни она как-то забыла о нем и, конечно, не ожидала увидеть его здесь.

— Нет... То есть да... — пробормотал Анатолий.

И смущенно посмотрел на дверь.

— Ты что оглядываешься, боишься кого?

— Так просто.

— Садись. — Она подвинулась, освобождая место на кушетке для него.

— Я ничего, я постою...

— Тебе же тяжело на костылях. Садись.

Он присел неловко, мешал гипс.

— Не болит нога? — спросила Клава.

— Немножко. Иногда. Привыкать надо, скоро на выписку. Сегодня сказали, что на днях снимут гипс.

— Не рано выписываться?..

— Сколько же можно валяться! Восьмой месяц пошел, надоело.

— Неужели восьмой? — удивилась Клава. — Как быстро время идет, я и не заметила.

— Ты извини, что я зашел... — виновато сказал Анатолий, опуская глаза. — У тебя такое...

— Не надо, Толенька. Зашел и зашел. Только вот нельзя после отбоя. Дежурный врач увидит — обоим влетит.

— Ребята спросить велели, не нужно ли чем помочь? Кто ходячие, могут дрова пилить, например. Ты скажи, не стесняйся.

— Придумщики вы! — ласково проговорила Клава и пожалела, что скоро придется расставаться с госпиталем, со своими подопечными, которым, она чувствовала это, будет ее недоставать. — Отец ведь приехал, — сказала тихо.

— Я слышал... — И вдруг испуганно: — Он увезет тебя в Ленинград или сам здесь останется?

— Увезет. — Она улыбнулась нежно и печально. — Документы оформим и поедем.