Вечные хлопоты. Книга первая

Анна Тихоновна заискивающе, с мольбой заглядывала в глаза Антипова, так что ему сделалось неловко, точно она была обязана ему чем-то, а вовсе не наоборот.

— Давайте условимся, — сказал он.

— О чем? — быстро спросила она.

— Вы будете брать деньги.

— Какие деньги, за что?.. И зачем они мне, подумайте!

— Иначе я не могу. За мебель не расплатился, внучка на вашем иждивении... Он поднял голову и вдруг понял, что Анна Тихоновна не слышит его, не желает слышать.

— Бог свидетель, сколько вы делаете для меня! — проговорила она. — Я не знаю забот о дровах, о керосине. Всю квартиру убирает Клавочка... Я больше не боюсь, как прежде, одиночества. Вы знаете, что это такое?.. Откуда вам знать! У меня появилась цель в жизни, наконец. Нет на свете ценностей, которые можно было бы сравнить с этим!.. Ведь вещи, — она обвела рукой вокруг себя, — тоже цель, понимаете? Я потеряла к ним настоящий вкус, я поняла... Ну, хотите, я сейчас же перебью все это?.. Будем жить только на карточки... А Наташеньке необходимы калории, она же растет! И никогда уже не наберет того, что потеряет в этом возрасте...

— Вот вы говорите, и вроде все правда, — сказал Антипов, не зная, что возразить. — А встаньте на мое место.

— Хорошо, давайте считать, что ваши дрова, керосин и то, что Клавочка выполняет за меня работу, это и есть ваша плата мне.

— Какая это плата! — устало молвил Антипов.

— Для вас — никакая, для меня — большая. Ценность любой вещи и труда зависит от конкретных обстоятельств. Для вас ерунда напилить, наколоть и принести в дом дрова, а для меня ерунда лишиться еще пары чашек! Выходит, милый мой Захар Михайлович, что мы спорим по-пустому! Видите, как все просто!..

— Ладно уж. — Антипов безнадежно вздохнул. — С вами не договоришься.

— Напротив! — воскликнула Анна Тихоновна. — Я еще хочу навязать себя в качестве вашего иждивенца... Давно хотела сказать, но не решалась. Я буду, если вы не против, вести все хозяйство. Ваше и свое...

— Как это?

— Пусть будет одно, общее. Смотрите: мы готовим четыре тарелки супу в двух кастрюлях, а почему бы не делать этого в одной?

Антипов поднялся:

— Готовим-то мы, получается, не четыре тарелки, а пять. И вообще не впутывайте меня в это дело. Я и так кругом запутался с вами. Решайте с Клавдией. — Он пошел было к двери, но все же обернулся и сказал, краснея: — Не простая вы женщина, нет. Ну, на всем спасибо вам... Может, и случится отплатить добром на ваше добро.

— Знаете, что-то верхний ящик в комоде стало заедать. Не могли бы вы посмотреть?

— А ну вас, в самом-то деле! Завтра посмотрю.

Он тотчас лег спать, но сон не шел к нему.

Путались в голове разные мысли, а сколько ни думай, выходит, что старая, слабая женщина пригрела его с семьей и он не заметил даже, как это случилось. Правда, что заботы о дровах и керосине лежали на его плечах и что заботы эти не легкие. И то правда, что Клавдия следила за чистотой в квартире, но ведь это вполне естественно, а неестественно было бы, если б не следила! Да и работа эта не в тягость дочери, — в удовольствие. По выходным дням с утра вооружается она тряпками и шваброй и гоняется за каждой пылинкой. Такой блеск наведет повсюду, словно и не квартира это, где люди живут, а больница или, больше того, операционная. В мать пошла, радовался Захар Михалыч, глядя на дочь. Трудолюбивая и чистоплотная.

Нет, никак нельзя считать эти обязанности платой Анне Тихоновне за ее труды и заботу о внучке. Обязанностями не расплачиваются. Их выполняют, и все. Вот в чем дело.

И вспомнилось Антипову, как зашел однажды разговор о Клавдии с Анной Тихоновной и как та нахваливала дочку.

— Золотая жена кому-то достанется. За такой женой и самый захудалый мужчина гоголем ходить станет. И как ловко она со всем управляется, смотреть приятно!

— Привыкла, раз в больнице работает.

— Нет, Захар Михайлович, это в крови. На нашей площадке до войны врачиха жила. Кому и быть чистоплотной, если не врачу!.. А у нее дома черт ногу сломит — грязища, хаос... Муж из-за этого ушел, не выдержал.

— В грязи жить — оно, конечно...

— От Клавочки не ушел бы. Разве что самый последний дурак.

— Ну, это еще как сказать, — возразил Антипов, вроде и не соглашаясь с похвалами, а сам гордился дочерью, но думал, чтобы не перехвалили ее раньше времени.

Зашевелилась, забормотала Наташка во сне. Захар Михалыч встал и на цыпочках подошел к ее кровати. Нет, спит крепко. Должно быть, сны интересные видит, в которых продолжается немудреная ее дневная жизнь, овеществляются, оживают сказочные зайцы-хвастуны, лисицы-сестрицы, простодушные и глупые волки, баба-яга и все такое прочее...

Как-то случайно Антипов подслушал разговор внучки с Анной Тихоновной. «Баба-яга хромая, да?» — спрашивала Наташка. «Не в том дело, что хромая, — ответила Анна Тихоновна, — а в том, что злая, недобрая...» Внучка подумала и заявила: «Она потому и злая, что хромая. Верно, бабушка Аня?..»

Вот именно, бабушка Аня.

«Кто ее знает, — тяжело размышлял Антипов, ворочаясь без сна. — Может, и правда, что ей лучше с нами вместе? Худо, когда человек один. Хуже некуда...»