Вечные паруса

Трехлетний Юра, восседая на полу, строит из лабировых кубиков какое-то немыслимое сооружение: то ли ракетный ангар, то ли Вавилонскую башню. Как ему только не надоест возиться с этими противными камешками? Будь ее воля — она бы выбросила весь потусторонний мусор куда-нибудь подальше. Они какие-то неприятные, эти камни, какие-то нечеловеческие, неправдоподобные. Теплые и скользкие на ощупь, они прилипают к рукам, словно железо к магниту. Ни к чему другому не прилипают, а к живому телу прилипают. И еще это нездешнее гипнотическое свечение...

Но Юрка от камешков без ума. Попробуй спрячь — рев на весь день.

Зато Андрей блаженствует, когда сын играет с лабиром.

Андрей закрыл книгу, разгладил строгую синюю обложку: «Алексей Кривцов. К вопросу о квазиатомной структуре дозвездного вещества в лабировых образованиях». Молодец Алешка. Может быть, многовато фактов и маловато выводов... Но это даже хорошо. Бунтарская мысль об искусственной природе лабира сквозит между строк, напрашивается сама собой. Молодец.

Алешка... Два года — ни слуху, ни духу... Первая разведка за пределами Галактики...

Там, в неизмеренной дали,
за солнцем солнце открывая...

— Андрей, выключи ты это старье или сделай потише! Слушать тошно!

Нина поправила плед на коленях и раздраженно отвернулась от телестены.

— Тетя нехорошая, — констатировал Юрка, не отрываясь от своих дел.

Андрей безропотно зажал звук. Низкий печальный голос певицы теперь почти шептал:

Увидят люди край земли
и остановятся у края...

Может быть, у него дурной вкус, но ему нравится Селена Суона. Нравится простая старая песня, белое лицо и бледная рука в бессильном взмахе:

Перед стеною вечной тьмы
замрут лучи радиотоков...

— Вы не представляете, что вы натворили, — говорил Медведев, расшвыривая носком ботинка ворохи палых листьев. Вы не физик... Если бы не ваш крамольный эксперимент, ни один земной звездолет близко не подошел бы к кристаллопланете... В ближайшем столетье, по крайней мере...

— Почему?

Они шли по дикому сосновому парку Академгородка.

Шеф вертел в пальцах хвойную лапку и колюче усмехался.

— Вы не физик, и до вас не дойдет весь размах ученой паники... Оказалось, что в молекулах лабира нет атомов. Молекулы есть, а атомов нет. Смешно?

— Как нет атомов? Из чего же состоят молекулы? Ведь во всех химических реакциях...

— Совершенно верно, во всех химических реакциях лабир ведет себя, как обычное вещество... Но атомов в нашем понимании в нем нет. Есть... как бы это вам объяснить... стабильные энергетические сгустки, что ли... Словом, имитация атомов, квазиатомы...

И вот тогда проснемся мы
в крови неведомых потомков...

— Теперь вы представляете ситуацию? С одной стороны, как будто еще одно подтверждение «барьера Штейнкопфа» — безатомная структура. С другой стороны, ваш «посев» — а что, если он «взойдет»? Ведь тогда придется пересматривать не только биологические каноны, не только отменять «жизненный барьер», но и вообще все начинать сначала! Вот какие дела, дорогой мой нарушитель спокойствия...

Мы распрямимся в их телах
и сузим яростные веки...

В последний раз они встретились в номере гостиницы. Медведев поднялся навстречу, непривычно сияющий и возбужденный.

— Танцуй, ученик чародея! Совет решил, наконец, послать экспедицию на ПКК-13СД38А... Кстати, планете дано имя «Прометей»... Неплохо? Так вот, звездолет «Королев» летит к «Прометею» через две недели. Цель — проверка результатов эксперимента космобиолога Савина. Научный руководитель — академик Медведев. Ну, что же ты не танцуешь? Твоя взяла!

— Наша взяла, — тихо поправил Андрей. — Наша, Петр Егорыч...

И хрустнут в сомкнутых руках
предохранительные вехи...

— И знаешь, кто яростнее всех настаивал на экспедиции? Штейнкопф! Да... Старик еще хоть куда. С таким и воевать приятно...

И прозвучит сигналом к бою
неукротимость древних снов.
И снова вспыхнут за спиною
крутые крылья парусов...

— Пойдемте ко мне, — предложил Андрей. — Такое событие надо отметить...

Медведев сразу потускнел, замялся, отвел глаза в сторону.

— Понимаешь, после одного... Понимаешь, не могу видеть детей. Сын у меня... Четыре года... Сразу — жена и сын. Я до сих пор... Не могу, Андрей, извини. Посидим лучше в кафе. Если ты не против. На добрый путь...

И снова вспыхнут за спиною
крутые крылья парусов...

Певица раскланивалась под аплодисменты, кокетливо улыбалась и приседала. Это было уже неприятно и как-то обидно.

Андрей выключил телевизионную программу, и экран, погаснув, превратился в обыкновенную стену, не отличающуюся ничем от трех остальных.

Очень хотелось курить, но курение разрешалось только на кухне, а уходить в одиночество не хотелось.