– Ваш дар соображения божественен, коллега. Но вы же знаете…
– Это не теорема! которую возможно доказать.
– Ну хорошо. Положим, аксиома.
– Априори это! И то, что пониманию не подлежит.
– Занятно. Но. Вы ничего не путаете, друг? Что именно тут непонятно?
– То – Правда Это! Или Ложь.
– И почему? Не потому ли, что вы прячете ЭТО за Верой? – Верой Слепой в то, чего нет.
Ладно. Ещё только скажите: вы по дружбе здесь… хотели бы и мне ваш Метод впарить?
– Но это не наш метод! Его придумал ТОТ для нас и для людей. Или… Метод Познания рабов вам ближе?!
– Метод рабов, Мир сотворивших… Ну хорошо.
Так в чём вина «раба», что заключили вы под стражу?
– Он соплеменник наш – урод по генетической статье новой морали: подонок с диким атавистическим синдромом элитарности нам чуждой. Он!.. примкнул к отряду чужаков, таких как сам, и вместе – они убили сотен семь нашего брата!
Восседавший на голове истукана и слушавший коллег без огонька, Зандор вдруг оживился и стал внимательно присматриваться к пленнику, загнанному в клетку напротив него.
Это был статный и мощный воин, даже отдалённо не похожий на Байдо. Их полная противоположность. Их…
Но не его.
– Значит, – подвёл черту под дискурс Сигео, – нельзя сказать, что все адельфофаги каннибалы – хищники без совести и состраданья.
– Нет, так сказать нельзя. Это неправда – недобросовестное упрощенье. Другое дело, что среди своих совесть и сострадание искореняем мы нещадно. А если уж кого по-настоящему боимся, то это совестливых наших – в мутациях их гены с генами враждебных нам племён дать могут столь чудовищный гибрид, что ужаснётся сам правитель Ада.
После этих слов мага Зандор как-то очень странно улыбнулся, а Сигео, изображая глубочайшее почтение к мистику, к нему подошёл, галантно взял его за руку выше локтя… и сделал любезнейшее предложение:
– А не прогуляться ли нам с вами напоследок, милейший? Не то ведь отсидеть и хвост не мудрено на реечном настиле табурета.
Далее – подчёркнуто бережно и аккуратно шаман был «прогулян» до входа в клетку. Сигео пнул её дверцу ногой, и она послушно слетела с «петель».
После чего людоед услышал последнее к нему безукоризненно корректное обращение:
– Вам сюда, милый друг.
Потом только шлепок в область затылка и «мягкая посадка» мага в самом «престижном» углу конуры.
А пленник вышел на волю. Спокойно и хладнокровно – будто в происходящем для него ничего необычного не было. Немного погодя, однако, подошёл к Зандору и сказал:
– Не слабо вы вчера того ублюдка. Я, правда, для себя его «берёг». Ну ладно. Не судьба, должно быть.
– Что тут поделаешь? – с пониманием ответил Зандор. И по нему было видно, что он симпатизирует дикарю. – Так бывает… Зато теперь имеется вакансия шамана. Управишься?
– Нет. Я не шарлатан. Да и к тому же… к обеду с меня тут так и так шкуру сдерут.
– Сдерут… А кто им даст? – рассмеялся невесело Зандор и вынул из кармана жилета пластиковую карту с экраном.
А я… с удивлением посмотрел на него: мне никогда не приходилось слышать, чтоб компаньон с кем-либо говорил так сердечно, тепло и уважительно.
И говорил он… на древнейшем диалекте Фиандор-Па-Ито:
– Сейчас посмотрим, дружище: не сверх меры ли ты самонадеян в своих «прогнозах».
И уже через минуту около тысячи каннибалов рухнули на землю и поползли к ногам пленника, чтоб выразить ему покорность и абсолютную преданность.
– Вот. Такие перемены, Герой. Я зомбировал их. Ничего не будет худого, если теперь они тебе послужат. Верой и правдой. Полагайся на них. Не предадут – скорей сдохнут.
– Тогда… я попробую здесь хоть что-нибудь изменить.
– Да. И ты изменишь Всё. Всё – в своё время.
– В своё время, Зандор.
– Тебе известно моё имя?
– Как и моё… От Иртамай.
– Иртамай.
Словно лезвие бритвы полоснуло по Сердцу Зандора. Покачиваясь, он сошёл с «трона» и сделал несколько шагов… Куда? Неважно… Но он стал тонуть, – тонуть в Океане Горечи и Боли.
– Что с ней? Что с её телом?
– Согласно церемониалу – оно будет прожарено, расчленено и съедено новым вождём и его свитой.
– Когда?
– В эти минуты. Там – на берегу реки. Вниз по теченью.
– Нет! – грозно воскликнул Зандор, прижимая руку к Сердцу. Так… чтоб не дать взорваться ему.
Бежит он…
И уже нет его перед глазами Дикаря…
Матёрого воина.
С этой странной Улыбкой.
Очень Красивой и очень Страшной Космической Улыбкой на лице!
Улыбкой Смерти. Дикаря…
Прижимающего руку к Сердцу. И тихо и гордо произносящего:
– Я смог бы тоже.
Бежит Зандор. Изо всех ног к реке бежит… Вдоль берега бежит. И видит, – видит, как к костру подносят людоеды тело той, которую он защитить был должен. Должен!
Но. Не защитил.
Не смог.
Не смог?!! Как ненавидел он себя за это!
А что он смог? Что может? Он!
Нет же! Он Может Всё!!!
И он у цели. Где тело Иртамай подвешено над яростно и злобно полыхающими красными и чёрными углями.
– Нет! – выдыхает он и на «жаровню» раскалённую взбегает.
И усиливается огонь в костре в десятки, в сотни раз. И… Больно… Люто… Долго… Пылает тело Иртамай… Горит.
Сгорает на глазах Зандора.
Сгорает на его руках… Прижатая к живому его Сердцу.
ОНА. Сгорает…
В последний раз глаза Зандора видят впадины глаз Иртамай.