Вечные вопросы

Но даже и того правителя, который стремиться лишь к личному благополучию, можно убеждать. В конце концов, благополучие государства — в интересах каждого, а справедливость — это ключ к экономической эффективности в том числе. То есть стремясь к справедливости мы делаем государство эффективнее, а значит сильнее, значит повышаем возможность сделать счастливее и сильнее каждого в государстве. Поражение в Крымской войне убедило царя (пусть и не того, кто в ней проиграл, а его сына), что нужно отказаться от крепостного права. Он, конечно, думал не о том, чтобы исполнить справедливость, а о том, что ему нужно современное оружие, для него нужно производство, для производства — рабочие, а для того, чтобы появились рабочие, нужно открепить крестьян от земли. И все же, он сам о том не ведая, исполнил справедливость. И так бывает всегда: чем справедливее общество, тем оно экономически эффективнее (по крайней мере, на длинной дистанции), чем оно эффективнее, тем больше вероятность того, что каждый в нем будет богаче и счастливее.

Почему капитализм (империализм) до сих пор жив?

Классики марксизма-ленинизма учили, что империализм (монополистический капитализм) — это загнивающий капитализм, его противоречия постоянно усиливаются, из-за чего происходят постоянные кризисы перепроизводства, которые решаются войнами и переделами собственности в глобальном масштабе. Эксплуатация трудящихся все время усиливается (то есть процент доходов который отбирают у трудящихся в пользу капиталистов, растет) из-за чего неминуемы социалистические революции.

Как же тогда случилось такое, что монополистический капитализм еще жив?

Во-первых, как мы сказали, даже будучи крайне притесненным, эксплуатируемый всегда имеет выбор: восстать или умереть, или, скажем восстать или перестать оставлять потомство. То, какой вариант он выберет, увы, также не предопределено природой человека: кто-то борется, кто-то сдается и вымирает.

Ответим лучше на вопрос, как так случилось, что капитализм до сих пор не довел трудящихся до выбора умереть или восстать.

Главная причина, на наш взгляд, в следующем. После второй мировой войны произошла очередная научно-техническая революция, которая повысила производительность средств производства (станков, оборудования). Связана она была, главным образом, с бурным развитием электроники, а также с изобретением способов производства полимеров, изобретением лазера, освоением ядерных технологий. Повышение производительности средств производства привело к снижению стоимости жизни трудящихся. Теперь оказалось возможным оставить прежней номинальную зарплату трудящихся, при этом напечатав новые деньги. Фактическая зарплата при этом оказалась равной или даже несколько большей прежнего уровня жизни, а вновь напечатанные деньги осели в виде прибыли в карманах капиталистов (главным образом, финансовых). Все это позволило несколько отсрочить наступление нового кризиса.

Внедрение в 1980–2020 годах интернета и компьютерных технологий, вопреки ожиданиям, на практике не дало, по видимому, существенного роста производительности, не позволив увеличить или сохранить прибыль. Посему после 2020 года капитализм снова встал перед лицом классического кризиса империализма — сохранение прибыли капитала должно привести к снижению уровня жизни трудящихся и далее либо к войне либо к революции, либо сначала к войне, потом к революции.

Обязательна ли социалистическая революция?

Конец капитализма, согласно учению Маркса-Ленина, неизбежен из-за несоответствия общественного характера производства частнособственническому характеру присвоения результатов производства. Часть произведенной стоимости постоянно извлекается в виде прибавочной стоимости капиталистами для себя, тем самым ее недополучает само производство и трудящиеся, являющиеся основной потенциальной массой потребителей производимого. Капитализм ведет в конечном итоге к обнищанию трудящихся и упадку производства.

Все это, безусловно, правильно. Но вот неизбежен ли вооруженный конфликт между капиталистами и трудящимися? Ленин и Сталин считали, что да, неизбежен, так как имеющие власть, владеющие предприятиями и землей, по доброй воле их не отдадут. Во всяком случае, большинство из них. Но что если сама жизнь постепенно подведет их к мысли о неизбежности выбора между добровольным отказом от власти и имущества и жизнью? Разве в этом случае уже добровольно отказавшиеся от власти и имущества не окажутся в большинстве?